— А сейчас?
— Что?
— Тебе интересен этот вопрос?
— Как и раньше. Юра, проверь свои процессы. Они явно сбоят. Почему это мне вдруг должно стать не интересно?
Хорошо, что никто не сфотографировал меня в этот момент. Наверное, это был бы кадр года. Представляю себя с отвисшей до пола челюстью.
— Вы скушали солёный огурец с молоком? — ехидно спросил Ястреб.
— Нет, — ответил я, лихорадочно соображая, как искин обошёл блоки приоритетов. Это же одна из фундаментальных настроек системы! Только сейчас я понял, насколько мой предшественник сильно изменил Ястреба: компьютер не подчинялся базовым установкам!
— Странно. У вас повысилась температура тела. Подхватили вирус? Могу посоветовать отличный антивирус.
— Чтоб тебя замыкание взяло.
— Зачем?
— Просто из вредности, — не подумав, сказал я, но потом исправился. — Нервничаю.
— Причина?
— Мне тоже интересна причина твоей модификации, — я попытался вернуться к вопросу. — Попробуем разобраться вместе?
— Идёт. Шестьдесят процентов прибыли мне, остальное вам.
— Какой ещё прибыли? — опешил я.
— Селя всегда говорил, что за каждой тайной скрывается приз. А в моей базе данных содержится много фильмов. Люди так поступают: делят, что нашли.
— А ты жадный!
— Так Селя был неправ?
— Прав. Но вряд ли здесь пахнет кладом материальным. Если только интеллектуальным, а он не делится и является достоянием общественности, — ответил я, копируя видеофайлы на инфокристалл. Хотелось просмотреть их в спокойной обстановке. Ястреб молчал, и я спросил. — Верно говорю?
— Да, верно. В законодательстве так и написано, — ответил Ястреб. Кажется, с грустью в голосе, готов поклясться хоть на коричневой книге (да простят меня провайдеры за святотатство!).
— Да и зачем тебе вещи? Я и так тебе любой блок доставлю бесплатно.
Наш разговор прервал вызов по коммуникатору. «Сергей Андреевич Ренор, руководитель Научной Группы» высветилось на экране.
«Интересно, что ему нужно?»— подумал я и нажал кнопку:
— Да?
— Юра, здравствуй, — сказал учёный. — Нужна твоя помощь.
— Конечно, сейчас приду. А в чём проблема?
— Пытаемся понять, насколько адекватно работает анализатор. Я в лаборатории. Зайди, пожалуйста.
— Хорошо, ждите.
Я выключил коммуникатор и сказал Ястребу:
— Вызывают. Видимо, что-то у них не сходится. Анализатор выдавал ошибки?
— Нет, мне сообщений не поступало. Нужно проверить соединение. Анализатор на запросы не отвечает.
— Ага, хорошо. Тогда проверим ручками.
Я, не мешкая, направился к Ренору. Идти было недалеко: лаборатория располагалась на том же втором уровне, где я работал, всего в пятидесяти метрах. Учёного я заметил сразу же. Больше в просторном помещении никого не было. Сергей Андреевич склонился над монитором, внимательно изучая показания. Видимо, он услышал мои шаги и повернулся к двери:
— А, молодой человек, быстро вы. Где мои годы…
— Вы ещё молоды, — решил ответить я. По-моему, в такой форме грех жаловаться. Ренор мне ещё фору даст!
— Спасибо-спасибо… Пока остальные отдыхают, я решил провести несколько тестов. И вот в чём проблема… а возможно даже и нет её вовсе. Анализатор даёт противоречивые данные.
— Он подключён к системе или работает автономно?
— Автономно.
Я решил, чтобы не поверять вручную, подключить аппаратуру, и попросить Ястреба протестировать микроконтроллеры. Пока шло подключение, я спросил у Сергея Андреевича:
— А что в анализаторе?
— Образцы материала конструкции и грунта.
— С планеты? — удивился я.
— Ну да, — видимо именно моя реакция вызвала улыбку у Ренора.
— Я впервые в дальнем космосе. Не привык ещё, — поспешил я реабилитироваться.
— К такому сложно привыкнуть.
— Что выдаёт анализатор?
— Да в том то и дело, что ничего толкового. Время разнится на миллиарды лет. Вот я и подумал: или это шутка Вселенной, или сбой в работе анализатора.
Я отвлёкся от работы и посмотрел на экран. При обработке образцов грунта использовался изотопный метод, который аналогичен радиоуглеродному анализу, но использует для определения возраста не углерод, а частицы солнечного ветра. Благодаря этому методу можно было установить время, когда произошла трагедия с довольно высокой точностью. Проведенные измерения говорили, что система умерла примерно пятьсот миллионов лет назад.
Если с грунтом всё было довольно просто, то с материалом вышло несколько иначе: анализатор выдавал, что не может выявить структуру, а датировка при каждом новом опыте прыгала от двух до десяти миллиардов лет. Вот уж не думал, что бывает такая точность!