– Привет, – ответила она без особого энтузиазма сквозь зубы. Так обычно разговаривает портниха, когда между губами зажаты булавки, а сама на коленях подгибает подол платья заказчицы. Она даже не взглянула на него, зато внимательно рассматривала золотой винтик, который наконец нашла.
Он молча смотрел на нее. Верней, на ее позу, Попка, обтянутая черным крепдешином, выглядела весьма соблазнительно.
– Смотрю на тебя и думаю, не пора ли начать второй медовый месяц? – сказал он и хмыкнул.
– Прости, дорогой, – ответила она рассеянно, поднимаясь с колен. Подошла к зеркалу и застегнула серьгу. Перехватив его изумленный взгляд, добавила: – Сережку искала. Не слышала, как ты пришел, И еще этот ужин у мамы… Вернулась из Европы, впечатлений масса, отдохнула, энергии хоть отбавляй. Теперь можно и за меня приниматься. – Заметив, что Росс моментально нахмурился, сказала умоляющим тоном: – Ты не должен разговаривать с ней, как… – голос Дайаны дрогнул, – понимаешь, она кидается, как кошка.
– В таком случае почеши ее, а меня не надо, – заметил он резко.
– Я пыталась возразить, но ей это не понравилось.
– Странно, если б она пришла в восторг!
На лице у Дайаны появилось выражение, будто ее гложут сомнения и она не знает, как поступить. Всегда так, подумал он с раздражением, вобьет что-либо в голову и не успокоится, пока не получит своего. Вылитая Мадлен… Он не сводил с нее глаз. Дайана выглядела, как всегда, скромно, но необыкновенно элегантно. Платье из черного крепдешина сидело великолепно. Жемчужины в ушах и нитка жемчуга в глубоком треугольном вырезе – вот и все украшения. Волосы собраны в узел, заколотый у основания шеи. Знает ведь, что ему не нравится эта прическа, подумал он, но зато Мадлен обожает. Скромная, загадочная… Все равно его милейшая теща найдет к чему придраться.
– Мама наговорила мне такого! – сказала Дайана доверительно, надеясь, что он поймет ее.
– Могу себе представить! – заметил Росс сухо, чувствуя, как закипает. Мало того, что она вмешивается в их семейную жизнь, так еще и жену настраивает против него!..
– И все бы ничего, если бы она узнала о нашем примирении от кого-нибудь другого, а не от этой Хейзел Эплбайл. Хейзел злорадствовала, выяснив, что мама ничего не знает.
– Мадлен злая женщина, и Хейзел тут ни при чем, – не сдержался Росс. – Ни для кого не секрет, что она радовалась нашему разрыву.
Росс развязал коричневый в голубую полоску галстук и швырнул его на кровать. Потом стал расстегивать бледно-голубую рубашку. Дайана скользнула взглядом по обнажившейся полоске его мускулистого, бронзового от загара тела. Какое-то время она молча смотрела на него, чувствуя себя виноватой, что встретила мужа после трудового дня не так, как положено. Выдает ему отрицательные эмоции!..
– Росс… – Ее низкий бархатный голос стал неожиданно хриплым, когда подошла к нему.
Какая красивая, подумал он.
Последнюю пуговку на его рубашке расстегнула уже она. Сняла с него рубашку. Положила руки на его широкие плечи.
– Не поцеловала тебя… как обычно, – сказала она и привстала на цыпочки, а он наклонил голову. Ей так хотелось отбросить прочь все сомнения, которые заронила мать.
– Верно, не поцеловала…
Его губы обожгли огнем. Милый, родной… Он нежно обнимал ее, прижав к себе. Все сомнения, которые только что мучили и терзали ее, мгновенно испарились, будто их и не было вовсе. И Мадлен была забыта, и ее нравоучения, и все те страхи, которые неожиданно накатили на Дайану по совершенно непонятной причине спустя некоторое время после разговора с матерью.
…Положив тогда трубку, Дайана почувствовала себя разбитой. Голова раскалывалась, нервы были на пределе. Она вышла в сад, решив прибегнуть к испытанному средству от всех болезней и печалей – физическому труду. Сорняков в саду было предостаточно. Она полола, рыхлила почву на газонах, пока не настало время забирать Эдэма из лагеря скаутов. День был ветреный. И вдруг ей показалось, будто деревья в лесу не шумят, как обычно на ветру, а что-то нашептывают. А мох, свисавший клочьями с нижних ветвей кипарисов, как бы зловеще затаился. Сияло солнце, но деревья внезапно превратились в мрачных, кошмарных чудищ. Она помчалась в дом и заперла все двери. А потом долго стояла, с трудом переводя дыхание, и вспоминала свои детские сны. Она одна, совсем одна… на всем белом свете… Неожиданно навалилась тяжелая тоска. То же самое она чувствовала, когда потеряла Тэми.
Дайана успокоилась только тогда, когда забрала Эдэма и привезла его домой. Однако странная реакция на лес ее беспокоила. Неужели разговор с матерью так подействовал? Хотя после смерти Тэми она вообще чуть с ума не сошла… Правда, теперь она вряд ли удерет в Хьюстон, улыбнулась она себе, даже если будет трудно.
…Поцелуи Росса вернули ее к действительности. Обнимет ее, подумала она, и сразу так спокойно на душе. А потом на ковер посыпались шпильки и волосы каскадом рассыпались по плечам.
– Росс, ну зачем? Я полчаса делала эту прическу…
– Попусту время потратила, вот что! Знаешь прекрасно, я люблю, когда они вот так, как сейчас, – сказал он, целуя ее за ушком. Потом расстегнул молнию на платье, и оно скользнуло к ее ногам. – Росс…
– Ну да, ну да!.. И еще целый час одевалась. – Он поцеловал ее грудь, и Дайана затрепетала.
– Погоди, – пробормотала она, – пойду за полотенцем.
– Не понял…
– Нам потребуется полотенце.
Он расхохотался. Его густой, низкий смех наполнил комнату.
– Дайана, ты прелесть! Хорошо, что я не неврастеник. Убойная реплика, ей-Богу…
– Прости меня. – Она провела мизинцем по его губам. – Я совсем не хотела тебя обидеть.
– С ума сойти! И я чуть было не подставил тебе подножку, но в буквальном смысле слова.
– Ну, тогда считай, что я уже на полу! – рассмеялась она. – И с удовольствием, если тебе, невыносимому задаваке, так не терпится и меня подмять под себя.
Дайана, ты сводишь меня с ума; – Он поцеловал ее долгим поцелуем, от которого и у него, и у нее перехватило дыхание.
Дайана приняла ванну. Потом, не торопясь, вытерлась досуха. Она чувствовала себя настолько великолепно, что ее не пугало даже то, что они, вероятнее всего, опаздывают на ужин к Мадлен. С улыбкой взглянула на свое платье. Оно так и лежало на ковре, там, где они занимались любовью. Остается надеяться, что не слишком измялось, подумала она. Росс уже принял душ, оделся и спустился вниз к Эдэму.
Босая, она расхаживала в спальне по ковру, пока случайно на глаза не попался будильник Росса. Времени оставалось в обрез. И тут она заметалась по комнате. Лифчик, трусы, пояс с резинками, чулки… Прошлась щеткой по волосам, попудрила нос, натянула платье, сунула на ходу ноги в лодочки. Через пять минут она выскочила из спальни с ниткой жемчуга в одной руке, с коктейльной сумочкой – в другой.
Это уже была не та Дайана: вся ее страстность и непредсказуемость отразились на лице. Она была уверена, что цепкий взгляд Мадлен не пропустит ни одной детали. Глаза сверкали, мягкая улыбка сменилась зазывно-сладострастной, щеки пылали ярким румянцем.
Дайана ощущала себя влюбленной семнадцатилетней девчонкой. Внизу, в гостиной, Росс и Эдэм разговаривали, дожидаясь ее.
Спускаясь вниз по лестнице, она решила крикнуть своим мужчинам, мол, готова, пора заводить машину. Дойдя до лестничного марша, перегнулась через перила и застыла. Язык словно прилип к гортани, горло пересохло, жизнерадостная улыбка сменилась жалкой идиотской гримасой, когда она уловила смысл их беседы. Эдэм увлекся, и его восторженный голос разносился по всему дому. А когда она услышала то, что сказал Росс, сжала перила с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Не так громко, сынок! Давай не будем расстраивать маму.