— Да ты мой красавчик, — Еся не контролирует себя, когда в поле зрения попадает этот ребенок. Она буквально забывает обо всем вокруг, никого кроме него не видит. Сразу встает и подходит к нему, целуя крошечные пальчики.
Ярослава очень ревностно относится к проявлениям чувств к Лёве, но только не со стороны Есении. Я правда до сих пор не могу понять, каким образом они умудрились так сдружиться, но факт остается фактом: смогли. И Еська чуть ли не единственный человек, кому Ярослава доверяет ребенка. Даже на нас с Ромой фыркает, то держим не так, то качаем слишком сильно. А тут… происходит что-то невероятное, но безумно приятное даже лично мне.
Яська сразу передает Лёву на руки Есении, и я замечаю, как за всем этим наблюдают мои родители. Больше мама, конечно. В её взгляде теплота, а на губах легкая улыбка. Меня это очень радует.
— Привет, пирожок, — Еся целует пухлые щечки и с невероятной нежностью смотрит на малыша.
А у меня сердце рвется. Каждый раз, когда на ее руках ребенок, у меня внутри бабочки летают, но делают они очень больно.
Я помню разговор с Есенией, я помню всё до мелочей, что она говорила мне. Я знаю о ее проблемах, и потом я расспрашивал о них подробнее, чтобы знать, с чем имеем дело. Мы были в клинике на плановом осмотре, Есе прописали новое лечение, сказали динамика положительная, но очень маленькая. Нужно исключить стресс, добавить положительные эмоции, а еще верить в лучшее и принимать лекарства. Мы не думаем пока о беременности, хотя оба безумно хотим. Пока думаем только о здоровье. Я вижу, как ей тяжело, и каждый раз стараюсь забрать часть боли себе, чтобы ей было легче.
Но она на руках с ребенком… Это выглядит как мечта. Я верю, что у нас получится, и когда-нибудь мы будем устраивать праздник в честь малыша, у которого мое имя будет отчеством.
Еська садится рядом со мной, воркуя с Лёвой. Она действительно не видит никого вокруг, когда он рядом. Эта девушка слишком прекрасна. Стоило искать ее всю жизнь, чтобы научиться испытывать эмоции, которые я могу испытать только рядом с ней.
— Ты будешь замечательной матерью, — говорит моя мама, глядя на Есю с малышом как под гипнозом. Она тоже растаяла от этой картины, и я ее понимаю.
Она замирает. Улыбка сразу с лица сползает. Тема слишком острая и болезненная, я не рассказывал маме таких подробностей, да и зачем? Это наше личное, даже больше личное именно Есении, я не имею права распоряжаться ее секретами.
Праздник безнадежно испорчен для нее, я чувствую. Обнимаю ее за плечи и целую в висок, стараясь подбодрить хоть немного. Если бы я мог забрать всю боль себе — я бы забрал.
— Люблю детей, — говорит Еся, взяв в себя в руки. Она невероятно сильная. Я не знаю никого, кто был бы сильнее неё. — Особенно этого круасанчика. Как его можно не любить?
— Ты самая лучшая, — шепчу Есе на ушко, умирая от бушующих внутри чувств.
И мои догадки по поводу испорченного праздника не подтверждаются. Малышка в который раз удивляет своей стойкостью. Она учится быть сильной, и это очень подкупает.
Мы много болтаем, а еще мама не затрагивает больше тему детей, уловив боль в глазах Еси. Папа спрашивает о работе и жизни в целом, а девочки болтают на свои красивые темы.
Кажется, так выглядит счастье. Вся семья за столом и самая любимая девушка рядом.
Я вдруг ловлю себя на мысли, что у нас не получилось бы ничего пять лет назад. Непонятные отношения с моими родителями, мы слишком молодые и вспыльчивые. Сестра-подросток, портящая настроение Есе, и, как выяснилось, влюбленный в нее мой лучший друг, который не мог справится с чувствами. Всё то было неправильным. А сейчас всё так, как должно быть.
Есе комфортно, и это очень большая и ценная награда, что ей хорошо со мной и моей семьей.
Мы сидим недолго, потому что и Еся уставшая после работы, да и Яське с малышом нужно отдыхать. Родителям отдаю ключи от своей квартиры, чтобы переночевали или остались на сколько нужно, а сам увожу Есению туда, куда очень давно мечтал привести.
Правда сначала мы заезжаем кормить ее кота и она очень долго перед ним извиняется, что ей придется бросить его еще на какое-то время. Она и правда будет самой лучшей мамой.
Когда мы едем — я очень волнуюсь. Это очень большой шаг для меня, и если Еся откажет… Не хочу думать даже, что могу чувствовать в этот момент.
— Ты покажешь еще одну кофейню? — с любопытством спрашивает, смешно потягиваясь в кресле. Уже темнеет, и в коттеджный поселок мы въезжаем под светом фар. Еся хмурится, но всё ещё молчит. Наверное, думает обо всем, что сегодня было.
Открываю ворота кнопкой и въезжаю на территорию дома. Позавчера привезли последнюю мебель, а вчера вызвал клининг, чтобы убрали всю пыль и всякое, что нужно было убрать. Сегодня в этом доме можно жить. Я даже продуктами затарил холодильник. так готовился к тому, что приведу сюда Есеню.
— Дём, а мы вообще где? — спрашивает, выходя из машины. Беру ее за руку и веду ко входу, всё еще не говоря ни слова. Боюсь, что от волнения начнет язык заплетаться и буду нести несусветную чушь.
Открываю дверь и впускаю внутрь Есю, заходя за ней следом. Мне нравится то, что вышло. Я очень доволен проделанной работой и тем, что смог исполнить свою мечту. Нашу мечту.
— Нравится? — спрашиваю, обнимаю малышку сзади и укладывая подбородок ей на макушку. Обожаю так делать, вечность бы так стоял.
— Да, очень, — кивает. Пока видно только большую прихожую и большой коридор. В такой неудобной позе мы проходим дальше, оказываясь в гостиной. Направо видно большую кухню и лестницу наверх, где спальни. Остальные двери закрыты, но мы обязательно пройдемся везде. — Но всё-таки: где мы?
— Мы… у нас, — отвечаю и чувствую, как Еся каменной становится. Замирает в моих руках и снова не дышит. — Я очень долго строил этот дом, и вот позавчера здесь закончили всё. С твоим появлением в моей жизни я понял, что строил дом из наших с тобой старых мечт. И вот, исполнил ее. И очень хочу, чтобы это стало и твоим домом тоже.
— Дём, — шепчет пораженно, а потом поворачивается, оставаясь в кольце моих рук и смотрит прямо в глаза своими полными слёз. — Дёмочка, это шутка такая?
— Малыш, у меня слишком хреново с чувством юмора, я серьезен как никогда. Я хочу жить с тобой. Жить здесь. Привезти сюда твоего кота и по утрам наглеть и требовать блинчики. А еще тут внизу сауна и бассейн, и я очень много хочу сделать с тобой именно там, понятно?
— А где еще? — загораются глаза у кошки. Она встает на носочки и обнимает меня за шею. В глазах искры летают, и господи, как же я счастлив.
— А еще тут много места на кухне, вот диван очень удобный. Тут две ванных, четыре спальни, да и ковер у камина мягкий настолько, что…
— А у тебя грандиозные планы я смотрю, — хихикает Еся, оставляя на губах поцелуй.
— Я серьезно, Есь. Переезжай ко мне.
— С тех пор как ты мне подарил этот камень, — она достает ключи из кармана, на которых тот самый брелок-оберег, — у меня словно все правда стало лучше. Ты знаешь, иногда мне кажется, что все мое счастье и правда в нем. Я очень боюсь его потерять, потому что я не готова терять все, что у меня есть.
— Могу подарить еще один камень, хочешь?
— Давай, — смеется Еся, но улыбка сменяется шоком, когда вместо камня оберега я достаю из кармана коробочку.
— Камень чуть другой, но…
— Дём…
Она плачет. Я не знаю, что делать с ее постоянными слезами, но она совершенно не умеет сдерживать эмоции. И это тоже меня подкупает. Настоящая и искренняя, открытая и правдивая. Такая, в которую невозможно не влюбиться. Я ревную ее к каждому столбу.
— Малыш, давай ты сначала согласишься со всеми предложениями, а потом будем плакать, да?
— Со всеми? — шмыгает носом.
— Переехать ко мне, перевезти кота, стать моей женой и любить меня до конца дней. Так что? Соглашайся, Есь…
— А дети? — снова задает волнующий вопрос.
— Всё будет так, как должно быть. Я тебя очень люблю.
— И я тебя очень, — снова всхлипывает иплачет сильнее прежнего.