— Безымянный Бог, прости, — шепчу себе под нос.
Почему я не контролирую себя? Почему и тогда, когда я тянула жизнь из всего подряд, и сейчас, рядом с бездушным существом, мне не хватает воли противиться? Может, мне не место среди чародеев, служителей Церкви? Как я могла хоть на миг усомниться в праведности Архиепископа?
Тот, кто сейчас рядом со мной — разбойник и убийца! Он, несомненно, воспользовался чем-то, чтобы воздействовать на меня. Алхимией или магией. Как мне вообще удалось переместить его в Мир Духов, если он не чародей?
Нужно убегать отсюда…
Я смотрю в окно капитанской каюты. День идет к вечеру. Небеса красятся в багряные и фиолетовые оттенки, Солнце перед сном осматривает свои владения, из-за горизонта посматривает серп луны и будто осуждает меня.
— Ты ведь маг, правда? Это ты был той тварью, которая чуть не растерзала меня во время боя? — спрашиваю я.
Мне больше не хочется смотреть в лицо проклятого капитана. Каким бы он не был красавцем — от его взгляда холодит душа, а сердце вырывается из груди.
— Я не маг и уж тем более не анимант, — слышу голос из-за спины. — Тварью был не я. Тебе пора заниматься делами.
Чувствую легкое касание его пальцев на своей спине и резко подрываюсь с места. Собираю одежду, стараясь прикрыться. Чевинфорд смотрит на меня и улыбается, будто любуется.
Надеваю рубаху, порванные брюки.
— Загляни в шкаф. Там должны быть целые штаны, — спокойно говорит проклятый капитан.
В этот момент хвостатый пушистик Миш прыгает на кровать, а Чевинфорд начинает гладить его. Проклятый капитан на ощупь находит на полу свои брюки, достает из кармана конфету, избавляет её от обертки и дает своему питомцу. Тот начинает грызть лакомство.
— Что там была за тварь? — спрашиваю я, смотря на питомца капитана. Вдруг у этого зверька есть другая форма…
Чевинфорд в ответ смеется.
— Нет, Миш не умеет превращаться. Это создание когда-то спасло мне жизнь, — говорит капитан. — А я даже не знаю, к какому виду оно принадлежит. Не подскажешь?
— Понятия не имею, — сквозь зубы процеживаю я. И вправду не знаю что это за зверек. В книге по животным Семи Морей множество разных видов, но таких существ я не помню.
Мои брюки носке больше не подлежат, потому все-таки заглядываю в шкаф. Нахожу там парусиновые штаны со шнурком для регулировки размера, одеваюсь.
— Ты ведь не веришь мне? Насчет Архиепископа? — спрашивает он. — Вижу, что не веришь.
А чему бы мне верить? Сколько я живу, знаю, что ГЛАВА Церкви — воплощение благодетели. Это скажет каждый ребенок. Знаю, что будь в его душе хоть капля зла — он не прошел бы магического испытания, не предстал бы перед Безымянным Богом, и не взошел бы на свою должность.
Но тут какой-то разбойник пытается убедить меня, что это не так. Что все вокруг лгут или ошибаются, а Безымянный бог выбрал своим наместником не того. Этого быть не может. Чевинфорд же просто манипулирует мной, не исключено, что при помощи магии.
— Как у тебя с мнемоникой? — спрашивает он.
— Зачем это?
— Так как? Ты сможешь прочитать воспоминание? — он поднимается с кровати, надевает брюки. Какое-то мгновение я любуюсь его телосложением, изгибами тела, в меру мускулистыми руками, а затем резко отворачиваюсь.
Что же я делаю?
— Только если мы с тем, у кого нужно прочитать, вместе окажемся в Тонком Мире. Я не нейромант, не смогу сделать это в нашем мире.
— У нас ведь раз получилось. Ты сможешь прочесть мое воспоминание?
— Если ты сам захочешь мне его показать, — отвечаю я, и тут же застреваю в ступоре.
Он хочет, чтобы я залезла в его память? Но ведь это некультурно. Противоречит нормам магической этики. Считывание воспоминаний не возбраняется разве что в суде, чтоб доказать свою невиновность.
— Я покажу тебе свою память, — говорит Чевинфорд. — Момент, когда я сам работал на Архиепископа и так же, как и ты, был уверен в его святости и непогрешимости. Я был его телохранителем. Считал, что это великая честь. А потом случилось то, что ты увидишь.
Лезть в его память мне не хочется. Процедура сама по себе неприятная, как для мага, так и для того, чью память читают. Но зато у неё есть один огромный плюс — при чтении памяти невозможно соврать. Я смогу увидеть то, что находится в голове бездушного.
— Хорошо, — говорю я.
— Тогда приступай, — кивает он, садится на стул, указывает мне место напротив.
Я сажусь, смотрю в его глаза, кладу пальцы на его волосы.
— Я никогда и никому это не показывал, — говорит он, а я уже вижу спиральную радугу. Теперь небеса Тонкого Мира рассекают молнии. Гремит гром. Он сам словно бы против такой процедуры.