– Ты так говоришь, что можно подумать: ты влюбился! – с подозрением заметил Люк. – Что там происходит? Неужели ты не знаешь, что женитьба – особенно повторная, после перерыва в тринадцать лет – может только связать тебя по рукам и ногам? Если тебе холодно во время переездов, можешь купить себе еще одно одеяло.
– Здесь совсем другое, – постарался объяснить Денни, но Люк не мог этого понять.
– Если тебя беспокоит секс, этот маленький барабанщик, который достает тебя повсюду, мы подыщем тебе красотку, какую пожелаешь.
– Здесь совсем другое, – повторил Денни. – Позвони, когда приедешь в Коди, и дай знать, что мне выпало на субботу. О’кей? Постарайся, чтобы меня не сняли с состязаний.
Он всегда терпеть не мог обращаться в официальные инстанции родео, когда было необходимо, чтобы его внесли в списки.
Еще в течение минуты Денни слушал, как Люк выговаривал ему, словно сварливая жена. В это время в кухню вошел Тим. Потянувшись здоровой рукой за «Фростед флейкс», он опрокинул коробку и рассыпал хлопья по столу, но особо не смутился, вероятно, потому, что его матери и бабушки не было дома, а улыбнулся Денни и тут же зацепил сахарницу и вывернул ее содержимое на стол рядом со своей тарелкой. Денни укоризненно посмотрел на сына и, понизив голос, продолжил разговор с Люком:
– Я же сказал, что встречусь с тобой в Коди.
Четвертое июля означало для ковбоев больше, чем просто пикники и фейерверки, это традиционное родео называлось ковбойским Рождеством из-за количества и разнообразия состязаний в течение недели.
– Я советую тебе приехать, – сказал напоследок Люк, и Денни положил трубку, чувствуя себя виноватым, потому что, честно говоря, не мог позволить себе взять отпуск ни сейчас, ни в оставшееся летнее время.
– Иногда он ворчливее, чем жена, – буркнул Денни себе под нос и налил себе кофе.
– Кто, папочка?
– Люк.
– Он не ворчливый, он веселый. – Тим и Люк оценили друг друга с самого первого мгновения, и это свидетельствовало о том, что Люк вполне нормальный человек. – Он меня все время развлекал и даже разрешил поиграть на барабане, помнишь?
– Да, но иногда он вбивает себе что-то в голову и не хочет от этого отказываться.
– Ты имеешь в виду свою клятву?
– Откуда ты знаешь об этом? – От неожиданности Денни расплескал кофе на пол, но потом сообразил, что Тиму потребовалось довольно много времени, чтобы спуститься по лестнице в кухню. – Это мама, пока меня не было, научила тебя подслушивать разговоры? Ты понимаешь, что означает это слово?
– Нет. Да. – Тима внезапно что-то заинтересовало в его овсянке.
– Ладно, забудем. Во всяком случае, это не то, что стоит обсуждать, но не повторяй этого, ясно?
– Не буду. – Тим постучал ногой по ножке стула.
– И убери это безобразие, которое ты сотворил. За все время, что ты провел со мной и Люком, я ни разу не видел, чтобы ты рассыпал по столу овсянку и сахар, так недолго и муравьев развести. Или ты ждешь, что бабушка будет убирать за тобой?
Вытирая губкой кофе, пролитый им самим на пол, Денни украдкой взглянул на пристыженное покрасневшее лицо сына и вздохнул. Сейчас, когда он ел, сидя слегка согнувшись и прижимая к животу свой ярко-зеленый гипс, он выглядел беззащитным и совсем маленьким, хотя Денни видел, что за это лето он заметно повзрослел. Синяя полосатая рубашка в стиле вестерн, которая была только что распечатана, когда Эрин упаковывала его вещи несколько недель назад, сейчас на пару дюймов не доходила до ремня, обнажая полоску бледной кожи на животе. Когда позвонил Люк и стал удивляться, что Денни до сих пор не приехал в Дуранго, он все еще переживал, что Эрин убежала от него в коридоре, все еще чувствовал, как затрепетало его тело при виде ее и от ощущения ее губ под своими губами вчера вечером; расспросы Люка были ему неприятны, вывели его из равновесия, и свое раздражение он вымещал на семилетнем мальчике.
– Будем заканчивать завтрак. – Денни достал из буфета тарелку и присоединился к Тиму. – Давай сюда «Фростед флейкс» и сахарницу, вернее, то, что в ней осталось, – попросил он и взял со стола кувшин с молоком.
– Папочка, когда мы позавтракаем, можно дать Кемосабе немного лакомства?
– Опять угощение? – Он засмеялся. – Такому лентяю только этого и не хватает. В это лето он ни разу не тренировался и не приносил никакой пользы, чтобы заработать себе на содержание. – Денни увидел, как улыбка расплылась по веснушчатому лицу Тима. – Я подумал, не посадить ли сегодня тебя на Кемосабе. Посмотрим, помнит ли он, что нужно делать. Как ты к этому относишься?
– Меня? – Глаза Тимми стали круглыми, как блюдца.
– Так точно, сэр.
– Ездить верхом на Кемосабе? На настоящей лошади?
– Только внутри загона. Ты ведь уже делал это и с Люком, и со мной.
– Но тогда рядом не было мамы.
– Ты хочешь сказать, – Денни закатил глаза, – что она не хочет, чтобы ты ездил верхом?
– Ну, Кемосабе болеет, – ответил Тим, – а никакой другой лошади нет с тех пор, как умер дедушка, она говорит, что я еще слишком маленький, и у нее нет денег… и вот это. – Он поднял свою загипсованную руку.
Все это только предлог. В возрасте Тима у Денни уже была своя собственная лошадь, и он мечтал о своем первом родео. Эрин выросла на ранчо и прежде тоже любила ездить верхом, неужели она всерьез считает, что Тиму повредит небольшая прогулка на лошади? Дурацкий вопрос, учитывая вчерашний разговор, когда и он, и она снова вспомнили кораль и Тревора. Нет, и он, и Эрин должны стереть этот случай из памяти.
– О маме беспокоиться рано, – успокоил его Денни, ковыряя свою овсянку, – ведь все это не означает, что ты уже скачешь верхом на быке.
Эрин весь день старалась спрятаться от себя и придумывала разные дела. Но отвлечься от навязчивых мыслей не удавалось.
Вечером она закрыла магазин ровно в шесть и спустя пару минут уже сидела за рулем джипа, накинув на себя темно-зеленую ветровку, и направлялась к Парадиз-Вэлли. Эрин, как и большинство жителей Монтаны, любила ездить на большой скорости по широким, хорошо ухоженным и незагруженным шоссе и сейчас по дороге домой предалась размышлениям. У Мег к ее приезду обед уже будет на столе, потом она приготовит Тимми ванну, почитает сказку…
Неужели Денни останется еще на одну ночь? Сегодня утром он не сказал ей «до свидания», но, надо признаться, она сама лишила его возможности сделать это.
Все еще сожалея о вчерашнем опрометчивом поступке, Эрин надеялась, что он уехал, чтобы присоединиться к Люку Хастингсу. Эти двое похожи на семейную пару, подумала она, притормаживая у поворота через шоссе на дорогу к ранчо. Люк и в самом деле провел с ее мужем больше времени, чем она сама за тринадцать лет, хотя Денни сказал бы, что это ее вина. Но, по-видимому, им было лучше вдвоем с Люком.
Возможно, при отсутствии секса в их взаимоотношениях она и Денни могли бы ужиться, хотя Эрин в этом сильно сомневалась.
Денни был романтиком до мозга костей, а она родилась прагматиком, как говорил Кен, или, во всяком случае, стала такой еще в раннем детстве. Эрин объясняла это тем, что в двухлетнем возрасте лишилась матери, а ее отец отнюдь не был образцом – он делал для дочери только то, что должен был делать, и ни на йоту больше. Эрин была уверена, что, став управляющим у Хенка Синклера, он с радостью доверил Мег растить и воспитывать его единственную дочь, пока она не станет совершеннолетней.
Эрин была счастлива, что Мег стала ей как бы приемной матерью, и каждую ночь благодарила Господа за то, что она всегда была рядом. Для Эрин не было секретом, что Мег обожала Тимми, и он почти заменил ей ее самого младшего сына.
Быстро доехав до ранчо, Эрин остановилась в подъездной аллее у почтового ящика, чтобы вытащить оттуда полученную корреспонденцию, и поехала дальше, на ходу просматривая счета и пустяковые рекламные листочки – привычка, от которой она никак не могла избавиться. В первые годы Денни присылал ей любовные письма, потом – почтовые открытки, потом только вырезки из «Спортивных новостей профессионального родео» с его фотографиями или статьями о нем, как бы желая сказать: «Видишь, я занимаюсь тем, чем хотел заниматься…» Потом – вообще ничего до самого рождения Тимми, а после этого стал присылать вещи для их сына.