Глава 3
Синий седан пятилетней давности, принадлежащий Мег Синклер, свернул с главной дороги и направился к старым деревянным воротам, над которыми еще можно было прочесть надпись «Скотоводческая компания Парадиз-Вэлли». Она не любила ездить по ночам и за сорок лет жизни на ранчо, будучи замужем за Хенком, и сейчас, оставшись вдовой, никак не могла привыкнуть к тому, что ночи бывают такими темными. Мег приятно провела днем время, но не подумала о том, как будет возвращаться домой и как проведет остаток ночи.
К тому времени когда она доберется домой, Тимми уже будет спать; они с Эрин обменяются дневными новостями, и та пойдет к себе в комнату почитать перед сном или предаться собственным мыслям, а Кен вернется в свое холостяцкое жилище, да сказать правду, он никогда не был особенно разговорчив с ней. Вот так на протяжении всех ночей с тех пор, как два года назад умер Хенк, она была одинока, совершенно одинока.
Автомобиль быстро ехал по знакомой дороге, и Мег едва касалась рулевого колеса, предоставляя «бьюику» бежать вперед, словно он был надежной лошадью из тех, которых Хенк всегда давал ей и детям. Неожиданно к горлу подступил комок, и она с трудом проглотила его.
В пятьдесят шесть она не стала моложе, но если даже она доживет до ста, она никогда не забудет ни ту, другую лошадь, ни тот день, ни выражение лица Денни.
Из трех ее сыновей с ней по-настоящему остался только один, но и он был очень далек от нее, и Мег думала, что знает, почему. Кен любил Эрин, а та, казалось, этого не замечала – быть может, так и лучше. По мнению Мег, Эрин и Денни принадлежали друг другу, но если бы они в конце концов развелись и Кен добился бы своего, она считала, что от этого целостность семьи не нарушилась бы. Однако Кен наверняка захочет продать ранчо и перевезти их всех в Диллон, и вот тогда она будет действительно одинока. Как сможет она выжить в какой-то квартире, не слишком далеко, но и не слишком близко от новой семьи Кена? Она не сможет каждый день видеть Тимми, не прилагая к этому особых усилий, не будет сидеть за столом с людьми, которых любит, а среди глубокой ночи не услышит ничего, кроме тишины.
Мег уже видела свет в доме, в том единственном доме, который был у нее за всю ее взрослую жизнь. В этот дом они с Хенком приехали молодоженами, а потом унаследовали его от отца Хенка, к которому он, в свою очередь, перешел от его отца, и Мег даже подумать не могла о том, чтобы продать ранчо, несмотря на все связанные с ним печальные воспоминания.
С каждым оборотом колеса отдаленные огоньки становились все ближе и вносили все больше умиротворения в душу Мег. За прошедшую зиму гравий истерся, отметила Мег; она все собиралась узнать у Кена, сколько понадобится грузовиков, чтобы заново засыпать полмили частной дороги, потому что сама в этом не разбиралась. Мег могла испечь самые чудесные пироги во всем штате Монтана, приласкать больного ребенка, успокоить расстроенного человека, при необходимости украсить дом на сущие гроши, но практически ничего не знала о том, чем все эти годы занимался Хенк, чтобы все шло как надо. В этом отношении женщины ее времени полностью полагались на мужчину и вели только домашнее хозяйство.
Она почти готова была благодарить Бога за то, что перед смертью Хенк продал практически все, кроме пятнадцати акров земли, чтобы не разориться после резкого падения цен на скотоводческом рынке, когда потерял чуть ли не все свое состояние. Хенк очень расстроился, когда Денни уехал из дома, хотя был сердит на него еще задолго до этого. Затем еще сильнее огорчился, когда Кен устранился и перестал заниматься ранчо, но никогда полностью не сдавался, несмотря на то что последние годы принесли полное разорение. Сейчас все, что у нее было, – это ее доля земли, дом, жалкие крохи по страховке Хенка, социальное пособие и то, что давали Эрин и Кен, плюс деньги за ее уроки игры на фортепиано. Но вскоре у нее отберут право что-либо решать.
Огоньки мерцали все ближе, и с обычным чувством радости и благодарности за свое счастье она направила «бьюик» к дому по плавной дуге, этому остатку длинного шоссе, ведущего к заброшенным теперь конюшням и другим надворным строениям, неиспользуемым коралям и пустым пастбищам для скота. И их она тоже потеряет, как Хенка, которого любила, хотя Эрин отзывалась о нем как о человеке добром, но с тяжелым характером – как у Денни. Мег считала, что у каждого есть свои недостатки, свои слабые места, но пока достоинства преобладают над слабостями…
Заметив в аллее незнакомый автомобиль, Мег притормозила, и, несмотря на теплый вечер, у нее по спине поползли мурашки. Она старалась не показывать, как подействовал на нее вчерашний несчастный случай с Тимми, она гнала прочь от себя воспоминания о другой совершенно жуткой трагедии, которая снова и снова заставляла ее страдать. Неужели у него какое-то осложнение?
Этот автомобиль не принадлежал доктору, она никогда его прежде не видела. Призрачно-бледный седан поблескивал в свете лучей от лампочки, висевшей снаружи на заднем крыльце, он, видимо, простоял здесь уже какое-то время, так как его поверхность успела покрыться росой.
Остановившись позади незнакомого автомобиля, Мег выключила двигатель и вышла из машины, чувствуя, что ноги еле держат ее, а сердце бешено стучит. Она позвонила ему, хотя понимала, что Эрин это будет неприятно.
Но возможно ли?.. Господи, пусть это будет он.
Денни лежал, прислонившись спиной к спинке кровати Тима, и улыбался, глядя на ярко-зеленый гипс, разрисованный фигурками конных полицейских, а его сын устроился как раз на той руке, которая была забинтована. Денни старался держаться подальше от гипса Тима, однако, пока он читал сыну сказку, тот постепенно придвинулся вплотную к его боку.
Денни хотелось поскорее забыть реакцию Эрин на просьбу Тима о том, чтобы он, а не мать читал ему сказки, – она бросила на Денни убийственный взгляд и убежала вниз точно так же, как немного раньше Кен убежал из кухни к себе в хибару. К счастью, есть хотя бы один человек, которому он нужен, – мальчик, которого он приехал проведать. Денни привлек сына к себе, и вдруг улыбка исчезла с его лица. Темными волосами и хрупкой фигуркой Тим напомнил ему младшего брата, когда тому было столько же, сколько сейчас Тиму. А тогда он был всего на год старше Тимми.
Стараясь отвлечься от этих мыслей, Денни перевернул страницу и продолжал читать о семействе медведей с человеческими характерами. Это называется антропоморфизмом, вспомнил он термин, который узнал много лет назад на уроке биологии год спустя после… Надо же, что всплывает в памяти. Но неужели он действительно думал, что, уехав из этого дома, с этого ранчо, он все забудет? Денни молча смотрел в книгу, пока Тим не вывел его из этого состояния.
– Папочка, почему ты не читаешь?
– Прости, – Денни слегка обнял его, и Тим усмехнулся, – я… рассматривал картинки. У того, кто делал эти иллюстрации, настоящий талант, тебе не кажется?
– Больше всех мне нравится мишка-папа, – сделал вывод Тим, после того как внимательно изучил картинку.
– Да, он хорош, – согласился Денни, тоже рассматривая рисунок. – Но, по-моему, мишка-мама тоже ничем не хуже, – добавил он, представляя себе Эрин, ее волосы, ее глаза.
– Да, но, – Тим сморщил нос, – мне больше нравятся мужчины, мальчики. А тебе? Девочки и леди, как мама, но не как бабушка, иногда бывают очень ворчливыми, – пояснил он, явно имея в виду поведение Эрин сегодня во время обеда.
– Понимаешь, дамы – женщины – всегда более сложные.
– Что значит сложные?
– Ну, их бывает трудно понять, – пояснил он, водя по странице указательным пальцем, чтобы найти строчку, на которой остановился. На одном из родео он сломал этот палец, и на кости до сих пор еще был виден бугорок; или он сломал его в тот день в корале, когда его маленький брат…