Это для кого-то я мог бы постараться, а для себя – ни за что!».
Под словом «кого-то» разбитое сердце подразумевало Веру.
Я понимал, что не смогу ее забыть даже у черта на куличках, не смогу кем-то заменить. Это было еще одной причиной, почему мне не стоило увольняться и уезжать из Киева.
Я боялся остаться наедине со своим горем.
***
Мои страхи подтвердились в субботу, когда уныние накатило с новой силой. Не то, что читать – усидеть не мог в замкнутом пространстве, в четырех стенах.
Я вышел в парк, бродил аллеями, слушал в плеере какофонии Шнитке, которые размягчили обиженное сердце и напели, что горе мое, не такое уж горе, а густоты черной краске придало лишь ущемленное самолюбие.
«Вера же не сказала, что она НЕ ХОЧЕТ прийти ко мне – она сказала, что НЕ МОЖЕТ.
Да, пусть у нее есть парень – но в таком возрасте у всех нормальных девчонок есть парень.
Да, у них все серьезно – но в такие годы у многих «серьезно» и «на всю жизнь». А через месяц-два рассорятся-разойдутся. Недельку пострадают, и появится новый парень, с которым «все серьезно», и опять разойдутся.
Потому, ничего не потеряно!
А, значит…
Я позвоню Вере!
Мы поболтаем.
Я расспрошу о делах и наплету ерунды, которую называют «лапшой», но которая есть незаменимым элементом ухаживаний, и в мастерском исполнении требует не дюжих способностей.
Благо, соединять слова и составлять из них узоры, я умею – всю сознательную жизнь этим занимаюсь».
Несмелый лучик надежды пробился сквозь закопченные окна безверия…
«Без Веры я!..».
***
Нарезая круги по парковым аллеям, я продумывал наш будущий телефонный разговор, выискивал слова, которые нужно сказать.
«Главное – даже не пригласить ее на свидание (какое сладкое и недоступное слово!) – а убедиться, что она на меня не обиделась за несвоевременное предложение. Что мы будем каждое утро встречаться на остановке, а потом, когда ни будь…».
Что будет потом, я старался не думать.
«Главное – завтра позвонить…
Завтра!
Потому что субботним вечером она может встречаться с парнем. Не взять трубки. Или отмахнуться. Как в прошлый раз.
Еще одного равнодушия я не переживу!
Главное – позвонить.
Не передумать.
Трусливо не отступить, сославшись на заведомую глупость».
Глава двадцать восьмая
20 октября 2013 года, воскресенье
***
Разлепил глаза: в комнате темно.
На часах — половина седьмого утра.
Между штор едва различимо пробивался серый октябрьский рассвет.
«Нужно звонить Вере…».
Поежился!
«Всегдашний страх мужчины получить отказ.
И не так страшны последствия отказа, как сам его факт: я весь ТАКОЙ, а мне отказали!».
С возрастом у меня острота этого страха притупилась, поскольку отказывали чаще. А после сорока, путем эмпирическим, начал понимать, что нет ничего нового под Солнцем, и если отказали, то невелика потеря…
«Но МОЯ Вера (как самонадеянно!) – единственная и неповторимая. Потому нужно звонить!».
***
Опять глянул на часы, будто выпрашивал отсрочку:
«Семь утра – рано еще по всем правилам. Хоть бы в девять».
Боясь растерять вчерашнюю решительность, пробовал заснуть, раствориться в сонном забытьи, не допустить сомнений, которые разумно нашептывали не заниматься ерундой и оставить девушку в покое.
«Тем более – ей двадцати нет».
***
После рассуждений о недоступных Вериных прелестях, спать перехотелось окончательно.
Раздразненная похоть принялась навевать заманчивые образы наших ВОЗМОЖНЫХ отношений.
Борясь с искушением распустить руки, провалялся в постели до девяти.
Опять же, звонить было рано, но дальше кутаться в одеяло – опасно: в утреннем свете мои глупые надежды начали таять церковной свечкой, которую ставят для исполнения желаний, но в итоге остается лишь горстка оплывшего бесформенного воска.