***
Утром на улице, или днем, в офисной суете, была лишь присказка. Вечная людская трескотня обезболивала, не давала рассуждать о собственном горе.
Страшная сказка начиналась вечером, когда город утихал, и я запирался в пустой квартире.
Прокуренный сумрак заполнял Ее размытый образ.
Она сидела в кресле, читала книгу (настоящую – бумажную), смущенно поднимала на меня глаза и поправляла короткую юбку, заметив мои голодные очи.
Или стояла у окна, которое в ее сиянии превращалось в панораму летящего над холодными волнами «Титаника». Я подходил к ней сзади, брал ее руки, расправлял в крылья.
Мы парили над айсбергами под тягучую балладу Селин Дион.
Порою я не удерживался, начинал приставать, дотрагивался к чему нельзя, и тогда Вера обиженно надувала губки и растворялась в сгустившейся темноте.
Не включая освещения, страдая от своей невоздержанности и глупости, я садился в кресло, до вязкой горечи курил и ждал ее возвращения.
Малейший шелест занавески, скрип половиц, ворчание водопроводных труб, казались мне ее шагами.
Мне чудилось, что Вера возвращается, идет по лестнице, смущенно топчется у моих дверей, робея нажать кнопку звонка.
Я знал, что этого не может быть, потому что не может быть никогда, но порою, подходил к дверям, приоткрывал, заглядывал в сырое нутро лестничной площадки. Веры не было.
Однако страшнее вечернего бреда был бред ночной, на зыбкой границе сна и яви, когда Вера ныряла ко мне под нагретое одеяло.
Теплая, пахнущая ландышем, она прижималась, шептала что-то глупое, девичье, пока я выцеловывал ямочки под ключицами, пупырчатые ореолки маленьких грудей, камешки сосков.
Вдохновленный ее покорностью, я опускался ниже, вылизывал упругий живот, вылакивал впадинку пупка; и еще ниже – чувствуя губами мягкий курчавый шелк, солоноватую девичью тайну, чуть пахнущую мочой.
В надуманном бреду, в терпких волнах предоргазмовой сладости, я уже был готов нарушить зарок – загадать ЖЕЛАНИЕ – чтобы Вера пришла ко мне наяву.
Но стоило достигнуть липкого финала, стоило призраку раствориться в ночной пустоте, как былые страхи возвращались с новой силой, и я уже знал, что с Верой ТАК не поступлю никогда.
Потому, что ее ЛЮБЛЮ.
Глава тридцатая
25 октября 2013 года, пятница
***
Была пятница. Впереди ждали два пустых дня.
Офис готовился к запойному вечеру, чем еще больше сгущал мое уныние, поскольку разделить всеобщей радости я не мог.
«Может, пойти с молодежью…» – думал я, пытаясь отогнать приторные мысли, которые липли и липли к основному инстинкту.
Я прекрасно понимал, что мои шансы в молодежной компании не велики.
Тем более, меня никто туда не приглашал.
«Плюну на принципы, и пойду к бухгалтерше. Она не откажет… Эх, Вера-Вера».
***
После обеда, дождавшись, когда из туалета разбегутся последние курильщики, вышел размягчить никотином суконную тоску.
Я шел по коридору в тумане мрачных своих размышлений:
«Эх, Вера-Вера…».
Вдруг стремительное розовое облачко выпорхнуло из-за угла, налету стукнулось о мой бок, испугано пискнуло и осело на линолеум.
Не совсем еще понимая, что случилось, я опустил глаза: на полу, закусив нижнюю губу, сидела офисная принцесса Настенька, потирала ушибленный локоток.
Коротенький подол задрался, открывая детские бедра и коралловые трусики между ними.
Растерянная, во взъерошенном бело-розовом платье, она была похожа на куклу.
В тот миг я даже о Вере забыл.
– Извините, ради бога!.. – залепетал я, подавая руку. – Вы так неожиданно…
– Пошел вон, кАзел! – огрызнулась Настя, блеснула злыми глазками из-под кукольных ресниц. – Скажу Степану, он тебя уволит! Понял, кАзел?
Степан Андреевич – это наш Генеральный. Для Настеньки он Степан, а для меня – царь и бог на отдельно взятом офисном пространстве.
– Я не хотел. Не предполагал, что вы…
Настя меня не слушала. Подхватилась, расправила платьице и так же стремительно засеменила по коридору. Нырнула в приемную шефа.
Выяснять, кто на кого налетел – не было смысла.
«Да и кто меня послушает! Вышвырнут по-тихому, как у нас заведено, даже не примут объяснений».
***
Это был хороший повод оставить надоевшую работу, особенно милый коллектив. В свете новых событий, в деньгах я, вроде как, не нуждался. Пожелаю – хоть миллион отвалится.
«Хоть миллион. Как у нашего Генерального. И везет же ему…».