Воображение подкинуло пару живых картинок совокуплений Настеньки и Степана – выходило грязно и маняще.
Я поймал себя на мысли, что, страдая за Верой самым горьким страданием, в то же время жалею, что обидел Настю.
Казалось бы, какое мне дело до взбалмошной куклы – шефовой «соски», как говорит Ирка, – но вот, бывало, встречу ее в коридоре, или заглянет к нам в кабинет, помелькает загорелыми коленками, и сладко замлеет у меня внизу, окатит похотливой волной. И все мои мысли поднырнут под коротенькое платьице, уютно там расползутся, и уже не пишется, и не думается ни о чем, кроме невозможных утех с капризной девчонкой.
***
«Мне нужно с нею помириться, – размышлял я, закуривая вторую сигарету. – Я не хочу, чтобы она обо мне плохо думала. Будто она вообще обо мне думает…
А я о ней думаю. Чаще, чем это нужно и можно.
Например, если бы мне предложили на выбор, с кем провести ночь – с Верой или с Настенькой – кого бы выбрал?
Если ночь – то с Верой. Я бы хотел провести с нею всю жизнь.
А вот, если час – то с Настенькой. Больше ее не вытерплю, но зато этот час…
У меня нет ни той, ни другой. И вряд ли мне ТАКОЕ предложат».
***
В туалете было пусто. Десять минут назад закончился обед, последствия которого еще не успели выветриться через узкое оконце под потолком.
Это я мог себе позволить выходить на перекур в любое время, да еще Ирка. Но она на неделю уехала в командировку…
«Потому, ближайшие полтора часа, до следующей пятиминутки, туалет будет относительно свободным…».
– Я хочу, чтобы сюда пришла Настя, – прошептал я, озвучивая еще не проявленное ЖЕЛАНИЕ. – Я хочу попросить у нее прощения, помириться.
«К черту! Ей мое примирение до маленькой упругой попки».
– Я хочу, чтобы сюда пришла Настя. Чтобы она… ну, в ЭТОМ смысле… И чтобы нас никто не засек. Такова моя воля. Пусть будет так!
***
Сердце защекотало предвкушением и страхом.
«Я замахнулся на ТАКОЕ!..».
Не сомневался, что мое ЖЕЛАНИЕ исполнится, как исполнились предыдущие.
«И что потом? Это все равно, что увести общак у братвы!
Степан Андреевич – мужик крутой, ассимилированный Робин Гуд из лихих девяностых. Не простит…».
Испуганное воображение пустилось тасовать яркие картинки всевозможных кар, которые упадут на мою голову.
«Отказаться!
Загадать ЖЕЛАНИЕ: чтобы Настенька не приходила…
Погубить еще одну жизнь?».
В приоткрытое оконце шмыгнул воробышек, сел на подоконник, зыркнул любопытными бусинками. Чирикнул, упорхнул обратно.
«Знак?».
***
Дверь туалета медленно отворилась.
В щелочке появилось испуганное Настенькино лицо. Затем она сама: растерянная, изумленная.
«Вот и ВСЕ!..».
Не мигая, Настенька уставилась на меня кукольными глазками.
Видимо хотела что-то сказать, но, лишь разнимала губы, как безмолвная рыба.
Меня окатила новая волна страха и отчаяния!
Изначальным побуждением было выставить девушку за дверь. Сбежать. Раствориться в городском муравейнике.
Но что-то, не мое – дьявольское – подсказывало: ТАК НЕЛЬЗЯ!
Я не знал, что будет, если отступлю, не воспользуюсь загаданным ЖЕЛАНИЕМ, но чувствовал – просто так не обойдется: неведомые страшные силы запустили маховик – он должен прийти в движение, заскрежетать, качнуться, смести на своем пути преграды, чтобы ЗАГАДАННОЕ исполнилось.
Глава тридцать первая
После обеда, 25 октября 2013 года, пятница
***
Нужно было доиграть смертельную роль, в которую так опрометчиво вляпался.
Я обреченно улыбнулся Настеньке.
На ум пришли благополучно забытые эротические триллеры семидесятых годов прошлого столетия – итальянские и французские – где влюбленный герой следует за роковой красоткой, овладевает ею, а потом расплачивается за ЭТО своей жизнью.
«И только так! И жалеть глупо. Я заигрался. Прощай Вера…».
***
После ритуального прощания с жизнью, страх отступил, сменился обреченным желанием.
В распаленном мозгу калейдоскопом проносились картинки двухлетнего вожделения к этой испуганной девчонке, которая сейчас в ужасе таращилась на меня.
Проносились ее многочисленные юбочки, кофточки, платьица, которые примагничивали глаза; ее насмешливый тон и пренебрежительные взгляды в мою сторону; ее обидное слово «кАзел», которым я, в сущности, и был.