Эльдар снизал плечами:
– Заочно. Это Демон Лжи в оккультной мифологии.
– Ну, и?
– Я о нем читал.
– Всего-то…
– А почему ты спрашиваешь?
– Просто так, – соврал я.
– НЕ ПРОСТО. Да ладно. У меня на сегодня еще куча дел.
Я намек понял, встал из-за стола.
– Спасибо за угощение.
– В твоих устах «Спаси Бог» звучит странно.
Я обернулся от дверей, глянул на Эльдара. Опустил глаза.
– Иди уже, – сказал Эльдар.
Он подошел ко мне, взял под локоть, провел к дверям.
– Заходи, коль чего, – сказал на прощанье.
***
Я пошел домой. Двери квартиры все так же были не заперты.
Словно мухи, в голове роились противоречивые догадки.
Я фрагментами вспоминал наш с Эльдаром разговор, и все не мог понять: он говорит всерьез или бредит?
«Несомненно – он больной».
***
В окне стоял серый октябрьский день, но я хотел, чтобы была ночь.
Я задернул гардины.
От выпитого изрядно мутило.
Порылся в аптечке, нашел баночку «Donormyl», прикупленного по случаю, но так ни разу не использованного.
Вытряхнул прямоугольную таблетку. Не разламывая, глотнул целиком. Завалился на диван.
«И рушились рамки, рушились-рушились…» – растворилось в засыпавшем сознании.
Глава тридцать пятая
Утро, 27 октября 2013 года, воскресенье
***
Утром я уже знал, что сделаю. Вдохновил меня на это Роберт Рождественский.
«Главное, чтобы Вера пришла!».
Решительно сполоснулся под душем. Затем заварил чай под порхания Валькирий, которые рвали и царапали мембраны динамиков, включенных на полную громкость.
«Вагнер – слуга Люцифера! Выплеснуть из себя такую музыку!
Как и Людвиг Ван…
Как и обожаемый мною Роберт.
Им было тесно в рамках – будь то божьи или людские…».
– Я хочу, чтобы Вера сегодня вечером пришла ко мне, – сказал решительно. – И осталась до утра. Такова моя воля. Пусть будет так!
***
«Зачем?!».
Я представил, как она придет.
Придет, не понимая причины своего поступка; ведомая нечистой силой, которая рушит гармонию предопределенности, ломает установленный порядок, создает новый, выгодный мне.
«Потому, что такова МОЯ воля!».
На кухне заныли, заскрежетали трубы – дело обычное для убогой хрущевки.
Но я знал, что это – ЗНАК!
Менять что-либо было поздно.
***
Уставился на часы: десять двадцать пять.
«Как дожить до вечера?».
Я принялся искать оправдания своему поступку, который еще недавно, в утренней свежести, казался единственно правильным.
Убеждал себя, что новое, необычное, всегда сопряжено с разрушением установленного.
На ум приходили Великие Нарушители, которые не боялись, дерзнули: тот же Галилей и Джордано Бруно. Да только не вязалась множественность миров и бесконечность Вселенной с похотливыми желаниями сорокапятилетнего неудачника.
Изнемогая от самоуничижений, взял книгу, попробовал читать. Однако буковки не желали объединяться в слова, рассыпались серым маревом, сквозь которое проступал беззащитный Верин образ.
Я страшно жалел, что отложил визит до вечера. Но еще больше жалел, что поддался Велиаловым уговорам, загадал ЖЕЛАНИЕ, и теперь хочу искусить невинную душу.
Я чувствовал смятение оттого, что, ВОЗМОЖНО ПРОИЗОЙДЕТ между нами. Но также чувствовал, как неудержимая страсть к Вере стала моей жизнью.
«Эту страсть нельзя отстрочить, превозмочь, вырвать из себя, потому как это значило бы – вырвать сердце!».
***
Находиться в ЭТОЙ реальности – в здравом рассудке – я уже не мог. Понимал, что до вечера сойду с ума.
Первым желанием было напиться, но…
«Вера придет (а она придет!), и каким ее встречу? – унылым, вонючим, дышащим перегаром!
Она и так, бедная, будет в ужасе, а тут еще моя похмельная рожа.
Лучше проспать этот страшный день, в забытьи дождаться вечера.
Без солнечного света легче грешить».
Нашел раскупоренную баночку «Donormyl». Для надежности вытряхнул уже две таблетки, глотнул, запил остывшим чаем.
«Когда вернусь обратно, все будет по-другому, – утешал я себя, укладываясь на диван.
***
Снилось мне, как стою на краю терракотового оплывшего ущелья. Из глубин поднимается смрадный запах серы и нечистот.