Я шагнул к дверям, провернул ригель замка.
***
Дверь отскочила – еле увернулся.
На пороге стояла Вера: задыханная, в синих джинсах и промокшей курточке. С растрепанных волос стекала вода. Безумные глаза уставились на меня.
Вспомнил недавнее свидание в туалете с Настенькой – почувствовал себя жуткой сволочью.
– Почему вы так долго не открывали?! – зло спросила девушка, зашла в квартиру.
– Я не знал…
– Сами же звали!
– Я не звал.
– Как – не звали? – недоуменно выдохнула Вера, оглядывая прихожую и мою испуганную фигуру. – Я же чувствовала… Но как? Вам очень нужны деньги, и вы проси… Вы… Вы НЕ ПРОСИЛИ?
Я мотнул головой. Было невыносимо стыдно.
– Но мне показалось… нужно срочно отдать деньги! Я поняла, что должна принести… Прямо сейчас. Я знаю, что поздно, неудобно. Но… я НЕ МОГЛА не прийти. Чувствую, что так нужно. Что это важнее всего. Я не могу объяснить…
Вера закопошилась, вынула из внутреннего кармана горсть мятых купюр, протянула мне.
– Всей суммы нет, но хоть что-нибудь. Возьмите.
– Мне не нужны деньги!
– Как – не нужны? – Вера уставилась на меня.
– Проходи в кухню, чаю выпьем, – сказал я, не зная, как поступить.
Я мог прямо сейчас взять ее за руку, повести на диван.
«Она не станет упираться».
Я мог. Но не хотел.
Страшным грехом казалось обидеть эту беззащитную нежность, доверившуюся, покорную.
***
Вера нерешительно замерла в дверях кухни.
Я легонько взял ее за плечи, подвел к столу. Усадил на табурет. Она пахла дождем и ландышами.
– Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто побудь со мной.
– Побуду, – сказала она еле слышно, подняла покорные глаза. – Потому, что по-другому нельзя. Да?
Я кивнул.
***
Неспешно заварил чай, разлил в чашки. Все это время Вера наблюдала за мной.
Я старался не смотреть на девушку, даже не поворачивался. Особо боялся ее глаз.
Пододвинул Вере кружку с чаем, положил на блюдце пару черствых печенек.
Не объясняясь, вышел в спальню переодеться. Хотел и душ принять, но он, видимо, был мне без надобности.
Глава тридцать седьмая
Ночь – утро, 28 октября 2013 года, понедельник
***
Мы долго пили чай и говорили об университете, о литературе, о ее будущем. Страх мой прошел, обернулся умилением.
Вера призналась, что хочет уехать в Польшу – там живут дальние родственники по отцу – вот только не знает каким образом устроиться: наши юристы за границей и даром никому не нужны, а ничего другого она делать не умеет. Тем более понадобятся деньги на переезд, адаптацию, жилище…
– И пока их заработаю. Короче – тоска! – вздохнула Вера. Обмакнула печеньку в чай. Уныло разжевала.
Она не смотрела на часы, не порывалась уйти, будто знала, что не получится.
***
Девушка смирилась со своей участью. Порою казалось, что ей хочется болтать со мною и пить третью чашку чая.
Казалось, что не по надобности она это делает. Не для того, чтобы отстрочить неприятный для нее, предвиденный в таких случаях, финал.
Я тешил себя, что мы два одиночества, две пылинки, унесенные ветром, никому не нужные в сквозящем мире.
Я заставлял себя в это поверить, а сам украдкой рассматривал ее коленки, изуродованные толстыми джинсами.
Я хотел попросить ее подняться со стула, расстегнуть пояс. Она исполнит – никуда не денется.
Я, конечно же, не просил.
Я знал, что сегодня НИЧЕГО, кроме разговоров, между нами не случится, и потому не строил планов, не выжидал моментов, не делал намеков.
Я утешился ее близостью и девичьим запахом.
И был счастлив.
***
После полуночи Вера стала заговариваться, некрасиво зевала, терла кулачком слипавшиеся глаза.
Я ее не мучил, провел в спальню. Помог снять курточку, затем толстые шерстяные носки.
Уложил на диван. Накрыл пледом. Запустил под него руку, пытаясь расстегнуть пуговку на тесном поясе Вериных джинсов – чтобы легче дышалось – но она накрыла мою руку ладошкой, прижала, не отпустила.
Сквозь плотную джинсовую ткань я ощущал теплоту ее живота. Растопырив пальцы, подав мизинец, вроде случайно, вниз, за пояс, я дотронулся сквозь трусики мягкого лобка.
– Не надо… – сонливо прошептала Вера, сдвинула мою ладонь к себе на бедро, обездвижила.
Для меня и этого было достаточно! Мое бедное влюбленное сердце заходилось в экстазе, едва не разрывалось от счастья.
«Да разве я мог себе представить в начале сентября, увидев эту девчушку на остановке, что когда-нибудь положу ей руку на бедро, на живот, или дотронусь ниже!