Заглядывая ему в глаза, с каким-то чарующим трепетом прикрывает веки. Касается губами его щеки. Вздыхая, деликатно трется о жесткую поросль на подбородке.
— Какая же ты неземная, Янка.
Принимая основу этой фразы за местоимение, она приглушенно смеется и беспечно уточняет:
— А какая?
Рагнарин усмехается и осторожно смахивает непослушные кудри с ее лица.
— Небесная. Солнечная. Огненная.
— Что? Что? — вновь смеется, будто невзначай касаясь поросшего темной щетиной подбородка губами. — Я очень простая.
— Нет. Ты пытаешься казаться простой. Но, скажем так, у тебя слабо получается.
— Что-что? Нет же!
— Да. Я таких порывистых и опрометчивых, как ты, людей вообще-то сразу отсекаю.
— А что же меня не отсек? — спрашивает она с явной провокацией, неосознанно уходя в оборону.
— Не получилось, — просто заключает Денис.
Замерев, Шахина на мгновение отводит взгляд в сторону, а потом выпаливает, несомненно, горячо и искренне, но в то же время с неожиданной дрожью в голосе:
— Я на тебя целую жизнь поставила, а ты считаешь, что я хитрю. Не очень это приятно, — спрятав у него на плече лицо, шумно и разорванно переводит дыхание.
А затем вдруг кусает через рубашку.
— Твою мать…
«Ни хрена ж себе, солнышко…»
— Ты меня обидел, — сердито поясняет Янка, после того как выпрямляется и устанавливает зрительный контакт.
Рагнарин собирается рассказать ей, насколько важны во взрослой жизни такие качества, как осторожность, терпеливость, обдуманность и ответственность. Готов постепенно развивать в ней эти качества. Подобрать ее под себя, подстроить под свои нормы. Она молодая. Созревшая, но неокрепшая. Должно получиться. Безусловно.
Но вместо всего этого, надавливая ладонью ей на затылок, запечатывает ее приоткрытые подрагивающие губы поцелуем. Крепким и жестким. Намеренно не сдерживается, показывая ей сходу всю силу вспыхивающей между ними страсти.
Яна так же, как и в первый раз, на мгновение теряется, но включается уже гораздо быстрее. Подчиняясь, полностью принимает его. Отвечает неумело, но пылко. С полным доверием и неприкрытым жаром, словно вся она только для него созданная.
— Денис… — судорожно выдыхает ему в рот.
Грудь Рагнарина простреливает жгучей судорогой. Кровь густыми горячими потоками устремляется к паху. Шахина, ощущая его возрастающее возбуждение, забавно дергается, а когда он надавливает на ее бедра, удерживая на себе, ерзает задницей, словно усидеть не способна физически.
— Денис… — почти возмущенно, но больше растерянно.
— Расслабься, солнце. Не думай. Просто расслабься.
О поцелуях приходится на время забыть. Она сжимает губы и что-то мычит, давясь воздухом. Неотрывно смотрит ему в глаза, в поисках подсказок. Если бы Рагнарин не находился в состоянии крепчайшего стояка, он бы рассмеялся. Перехватывая талию девушки одной рукой, не ослабевая давления, вторую кладет ей на шею. Скользит пальцами по коже. Поглаживая большим подбородок и щеку, остальными зарывается в волосы. Притягивает ее лицо к своему. Прихватывает губами нижнюю губу, неторопливо, будто лениво, скользит по ней языком. Янка панически часто дышит и продолжает за ним наблюдать из-под полуопущенных век.
— Не мандражируй ты так. Ничего я тебе не сделаю. Не сегодня.
— А когда?
Уголки его губ невольно приподнимаются.
— Скоро? — на эмоциях потеряла несколько букв.
Рагнарин больше по губам понимает, что именно она спрашивает.
— Скоро.
Когда он снова ее целует, Шахина не отвечает. Сохраняет неподвижность, будто и отпрянуть духа не хватает, и как-то спровоцировать его боится. Раскрывая губы, принимает давление его языка, но сама остается неподвижной.
— Янка… Поцелуй меня, Яна, — просит, неосознанно ужесточая голос хрипотой.
Она не реагирует. Сохраняя неподвижность, смотрит на него широко открытыми глазами.
— Ладно, — выдыхает Рагнарин, откидываясь на спинку сидения и опуская руки. — Беги домой.
Янка слабо мотает головой и продолжает смотреть на него, будто завороженная. Он же, напротив, чуть прикрывает веки, когда она, поднимая руку, касается кончиками пальцев его лица. Мелко подрагивая, скользит ими сначала по брови, спускается к уголку глаза, вниз по скуле, далее по подбородку и, наконец, уже совсем невесомо очерчивает его губы.