Про голос и говорить не стоит. Пара слов, и действительно, по спине Рагнарина озноб спускается. Сексуальное сплетение звуков — низких, мягких, сипловатых и урчащих.
— Что-то ты сегодня потухшая, — доносится до него обращение Марины к младшей сестре. — Устала за неделю?
— Нет. Все в порядке.
— Спустимся на танцпол?
Девушки уходят танцевать, а Рагнарин продолжает разговор с Олексевичем.
— Ну, и как, Раг? Подписали франшизу с Германией?
— Даже распинаться не пришлось. Они сами оказались крайне заинтересованными нашим уникальным сплавом металлов.
— Слушай, отлично! Слава идет впереди вас, да?
— Типа того.
— А дальше, куда?
— В ближайших планах шведы, — сухо делится Денис. — Но они сами к нам. Хотят побывать на заводе, оценить, так сказать, энергетические мощности.
— Уверен, что впечатлите.
Рагнарин отстраненно кивает. Он тоже не сомневается.
Заметив пропущенный входящий, извинившись, поднимается и направляется к выходу. Идет на улицу, подальше от толпы и шума музыки. И по пути встречает в проходе Шахину. Она его тоже замечает. Не отводит взгляда. Когда они уже практически равняются, кто-то, словно умышленно, толкает девушку в спину, и она неожиданно налетает на Рагнарина.
Его будто током пробивает, когда Яна случайно прикасается губами к его шее, а ладонями вжимается в грудь. Слышит и ощущает ее короткий приглушенный вздох.
Однако, буквально сразу же, она отстраняется и, не глядя ему в лицо, начинает прерывисто извиняться.
— Прости. Я неосторожная.
Кожа Рагнарина загорается и искрит. По раскаленной спине сбегает холодная дрожь. Он бездумно прижимает девушку ближе, замечая, как ее лицо стремительно охватывает жар смущения.
— Все нормально? Не ушиблась?
Поднимая на него взгляд, Яна смотрит так, будто находится в неком изумлении.
— Все в порядке.
— Выйдешь со мной на улицу ненадолго? Я отзвонюсь. И провожу тебя обратно в зал.
Кивает и без каких-либо колебаний идет за ним к выходу. Замирает неподалеку, обхватывая плечи руками, пока Рагнарин набирает номер.
— Замерзла?
Отрицательно мотает головой. И снова смотрит так, словно погружается в него. Рагнарин не в силах разорвать этот интенсивный контакт, даже когда абонент на том конце провода принимает его вызов.
— Ты звонил, пап. Что-то срочное? Я слушаю.
— Хотел уточнить по поводу ужина с Гонтаревыми. Завтра, в семь. Ты же помнишь?
Обрывая зрительный контакт, отходит немного в сторону.
— У меня отмечено. Я буду.
— Мать волнуется, что я тебя загонял по заграницам. Вот прямо сейчас интересуется, не забыл ли ты русский? — хрипловато посмеивается отец.
— Не забыл, — машинально усмехается. — Мне уже идти нужно.
— Приятного вечера, сын.
— Доброй ночи.
Пряча телефон, снова смотрит на Яну. Она вздрагивает. И заметно напрягается.
— Все-таки замерзла?
— Немного.
— В зал? — выдерживает небольшую паузу. Слегка понижает голос, предлагая второй вариант: — Или домой?
Глава 2
И звонили звонки,
Через все позвонки.
© Земфира «Мечтой»
С того самого вечера с Яной творится что-то странное. Она пытается не думать о Рагнарине, но мысли сами собой сбиваются и мчатся в одном направлении. Все эти думы настолько чужеродные и непонятные, что попросту пугают ее. Они набегают бурными волнами в течение всего дня, обжигают теплом ее грудь, шею и щеки.
Особенно захлестывает перед сном. Тогда вот прям вообще никак не получается о чем-то другом думать. И дрема, как назло, очень долго не приходит. А в сновидениях — снова он.
Какая-то мистика!
Шахиной нужно концентрироваться на учебе. В ее семье очень важно получить хорошее образование. Главнее этого — только удачное замужество. Отец воспитывает ее в строгости, неоднократно повторяя, что думать о мужчинах девушке не пристало. Она и не думает. Точнее, не думала, подчиняясь негласному закону, что матримониальными вопросами в ее семье занимаются родители.
Наталье пришлось постараться, чтобы плюсы от учебы дочери в России перевесили минусы в виде непреоборимых предубеждений мужа о ее родине.
— У Айны русская кровь. Я хочу, чтобы она познакомилась с культурой моего народа, усовершенствовала язык, сблизилась с сестрой, получила достойное образование, в конце концов, открыла для себя что-то новое, перед тем как выйдет замуж и обзаведется детьми.
Мехмед Шахин скрипел зубами, устало растирал пальцами глаза и впадал в долгие немые раздумья. А еще он молился. О своем единственном ребенке, страх за которого подогревали пропаганда свободных нравов у русских и массовой распущенности их женщин.