Скажем там, французское кино являлось той самой маленькой слабостью, которую мог себе позволить сухарь-следователь в свои тридцать пять, и за которую ему не пришлось бы потом при случае краснеть перед своими менее опытными коллегами. Свою страсть Арман не скрывал, а даже гордился ею, при случае цитируя «Клео от 5 до 7» («Постой, прекрасный мотылёк!») и «Прошлым летом в Мариенбаде».
Из современных режиссеров ему большего его импонировал, наверно, Дани Бун, а из нынешних актеров... что ж, тут все было немного сложнее.
Потому что актриса, которая в своё время показалась Арману эталоном женственности и чувственности, не снималась уже вот как лет десять. Причём пропала она не только с экранов.
Печально известная Эмили Агрест, в девичестве Грахам де Ванили, отвергнув полсотни предложений, закончила свою карьеру на самом пике, мотивировав это тем, что настало время заняться семьей. Резко перестав быть публичной личностью, она ушла в тень мужа - известного модельера, и раз в полгода давала небольшие интервью с заверениями, что она считает себя самым счастливым человеком на всей планете Земля.
Арман был тогда... слегка одержим. Так вообще бывает, когда увлекаешься чем-то чересчур серьезно. Так что подобное поведение кумира расстраивало его и заставляло вести себя неразумно и странно.
Пребывая в вяло текущей тоске, в 27 он ввязался в расследование о пропаже девочек, просто увидев в материалах дела фамилию «Агрест». Откуда же ему тогда было знать, что это имя её мужа попало в список подозреваемых?
Бертран тогда ещё не имел большого стажа, и был так называемым «мальчиком на побегушках» у своего старшего коллеги - Бастиана Куффена, но лез из кожи вон, чтобы отличиться перед начальником, надеясь присутствовать при даче свидетельских показаний Эмили Агрест. Да, работа - это работа, но Арман не мог полностью отсечь навязчивую мысль увидеть её хоть одним глазком вживую, даже при столь трагичных для актрисы обстоятельствах.
Цель была близка, и месье Куффен даже согласился на то, чтобы Арман сидел рядышком и не отсвечивал. Однако мадам Агрест не явилась по повестке, сославшись на плохое самочувствие, а потом и вовсе отказалась от дачи показаний, воспользовавшись своим правом супруги подозреваемого.
Он столько раз представлял себе, как сидит перед ней, всего лишь в полуметре; нет никакой преграды в виде экрана, можно протянуть руку - и коснуться (не то, чтобы Бертран действительно намеревался делать это, но сам факт!). Кто бы мог подумать, что его мечта, эта дурацкая производная одержимости, сбудется спустя семь лет, застав мужчину врасплох.
Натали Санкёр была прекрасна в гневе; ей следовало работать не секретарем, а выбрать профессию подстать своему облику и восхитительным глазам.
Она успела быстро поднять над столом все документы, прежде чем американо с молоком успел до них добраться. Арман, как дурак, все продолжал пялиться, не обращая внимания ни на пролитый кофе, ни на осколки фирменной кружки. Его не покидало ощущение, что морок вот-вот рассеется, и он проснётся. Но тянулись секунды, отсчитываемые щелчками стрелки на дорогих часах секретаря, и ничего не менялось: он так и застыл в этой немой сцене, чуть приоткрыв от изумления рот, а Натали недовольно хмурила брови, не осознавая, какое впечатление произвела на следователя.
Очки действительно меняют человека до неузнаваемости.
- С вами все в порядке? - Натали пару раз щелкнула пальцами у него перед носом. - Или мне скорую вызвать?
«А ещё лучше - наденьте эти чертовы очки обратно, чтобы я перестал чувствовать себя умалишённым», - иронично подумал про себя Бертран, усилием воли заставляя себя вернуться к обычному выражению лица.
Словно прочитав его мысли, Натали так и поступила. Вопреки ожиданиям Армана, магия не развеялась. Однажды увидев, сложно развидеть обратно: он теперь без всякого труда подмечал малейшие сходства, которые остались у него в памяти после просмотра фильма «Песнь ночной бабочки», а тёмные волосы перестали казаться неестественными - потому что у неё был подобный образ в картине Адама Буржуа «Одиночество».
Бертрану стоило ударить себя по лицу раз или два. Сделать все, что угодно, лишь бы на кончике языка не вертелся вопрос: «Простите, а вы, случаем, лет эдак десять назад профессию не меняли?»
Потому что это был абсурд. Непонятная утопия, игра воображения.
У него не хватило смелости сказать ей это вслух. Пришлось сослаться на усталость и пожелать приятного вечера, извинившись за испорченную из-за пары кофейных пятен рубашку. Натали в ответ на это лишь сделала вид, что стряхивает невидимые пылинки с пиджака, и весь её строгий вид заставлял Бертрана снова и снова прокручивать в голове недавнюю сцену, гадая, правда это, или видение.