— Конечно, получу, — в её голосе не было слышно и капли сомнения. — И ты бы получил, если бы не сбежал. Трус.
— Ты хотела сказать «предатель», — поправил Нат.
— Нет, я сказала то, что хотела. Ты никого не предавал. Так и остался преданным псом своей этой недоблогерки с тяжелым детством. Просто струсил заполучить её иным путём.
Она выплёвывала слова, словно раздавала хлесткие пощечины. Нат держался.
— Допустим, что да. И что с того?
Хлоя притихла. Нат представил себе, как тонкие пальцы с маникюром сверхъестественной длины сжимают несчастный телефон, рискуя раздавить его. Он через трубку смартфона ощущал её злость, но его она не смущала. Нат знал, чем она вызвана.
— Просто прими тот факт, что тебе тоже страшно. Остаться с ним один на один, не чувствуя ничьей опоры. Оказаться загнанной в угол, использованной марионеткой, которой он видит тебя. Тебе одиноко от того, что я ушёл, и ты злишься на меня из-за этого. Ты чувствуешь себя преданной, потому что я предпочёл спасти её, а не тебя.
Длинные гудки разрезали густую, словно подтаявшее масло, тишину. Она не дослушала до конца.
И всё же Нат продолжил говорить, как ни в чем ни бывало, словно надеюсь, что его слова достигнут её если не по телефонной связи, то как-то иначе.
— Ты дала слабину, согласившись присоединиться к Бражнику, но не нашла сил выпутаться из этого, хватаясь за призрачную надежду добиться цели, которой ты одержима. Ты думаешь, что тебе больше нечего терять, но на самом деле это не так. Я докажу тебе это.
И пусть ради этого придётся многим пожертвовать, Нат верил, что это стоит того. Из памяти не уходил тяжелый взгляд девушке, в котором затеплилось мягкое счастье, стоило лишь кому-то отнестись к ней не как к Хлое Буржуа, а как к человеку.
Глава 38
Кап-кап-кап...
Тяжелые капли безмолвно ударялись об асфальт, пока всё тело содрогалось в бессильных рыданиях.
На голову то и дело ложились чьи-то руки: широкие ладони утешительно трепали отросшую шевелюру, но Лука не поднимал глаз. Стоял, уставившись в землю, зная, что не сможет спокойно перенести происходящее.
В тот момент он не испытывал злости к отцу: она появится позднее, лишь тогда, когда Бражник заботливо взрастит её в нем. А пока внутри была лишь всепоглощающая пустота, не оставляющая всем остальным живым эмоциям ни единого шанса.
«Почему?»
Он сотни раз задавал уже этот вопрос. Шепотом, потом срываясь на крик, чтобы потерять голос после. Теперь он крутился нескончаемой бегущей строкой на затворках сознания, брошенный и никому не нужный, так как не нашёл на себя ответа.
Кто-то подтолкнул его в спину, заставляя сделать шаг вперёд.
— Лука, попрощайся.
Он хотел возразить. Ему было не семь лет: он знал, что его прощание он не услышит. Был ли смысл разыгрывать перед всеми этими незнакомыми людьми трагедию, когда он все равно ничего не увидит?
Но Луке не оставили выбора.
Зрачок испуганно сжался, когда прямо перед взглядом парня оказался не спасительно серый асфальт, а умиротворенное серое лицо. Сотрудники ритуальных услуг подкрасили бескровные щёки какими-то клоунскими румянами, и это выглядело отвратительно. Отец никогда не выглядел так при жизни.
«Попрощайся...»
«Попрощайся...»
«Попрощайся...»
Зловещий шёпот доносился со всех сторон. Кольцо безликий людей постепенно сужалось вокруг него, заставляя всё ближе и ближе подходить к гробу.
«Где Джулека?» — запоздало подумал Лука, но мысль была вязкой, тянущейся. Он никак не мог додумать её до конца: смысл ускользал, как песок сквозь пальцы.
«Попрощайся...»
«ПОПРОЩАЙСЯ!»
Лука вздрогнул. Если он сделает то, что положено, от него отстанут? Он сможет уйти отсюда?
Он склонился над мертвым телом, готовясь оставить поцелуй на лбу. Он видел, как до него это делали десятки людей, но не понимал, зачем это нужно.
...на него из гроба взирали потерявшие цвет глаза отца. Они смотрели подозрительно и выжидающе, словно гадая, осмелится сын выполнить то, что положено.
Но Лука замер. Тело перестало его слушаться, словно его сковало невидимой цепью. Испуг? Да, он был: сердце бешено колотилось в грудной клетке, так и норовя выскочить. Но Лука умел бороться со страхом.
Поэтому здесь было замешано что-то другое.
Труп из гроба скалился на него, теперь лишь отдаленно напоминая отца. То было чудовище. Тоже Луке прекрасно знакомое.