— Нет, вон к тому милому мальчику слева от тебя, — съязвила Маринетт, закатив глаза. После этой фразы одноклассник абсолютно по-идиотски скосил взгляд в сторону. Разумеется, там не было ничего, кроме стенки. — Ладно, проехали. Если тут занято, то я, пожалуй, по...
— Да нет, садись, если хочешь, — парень отодвинул в сторону свои вещи, освобождая половину парты.
— Очень мило, — Маринетт рассмеялась. В голове в это время уже обрастал деталями план мести. О, Алье и Нино была уготовлена такая учесть — едва ли им теперь кто-то мог позавидовать. — И еще кое-что. У меня просто ужасная память на имена, поэтому, не мог бы ты...
— Представиться? — в который раз перебил ее новый сосед по парте. Маринетт почувствовала, как начинает закипать: его манера общения действовала на нервы. — Нат. Очень приятно, Мари.
— Маринетт, — поправила его девушка. — И... взаимно.
— Маринетт — это слишком длинно, тебе так не кажется? — Нат, подперев щеку рукой, насмешливо смотрел на нее из-под длинной красной челки. Испытывал ее терпение. Проверял?
— Нет, не кажется, — хотя сокращение, которое люди использовали крайне редко при обращении к ней, ей нравилось. — Но так уж и быть. В честь нашего знакомства, я разрешу тебе называть меня так.
Впрочем, на этом экзекуция под названием «социализация» не закончилась. Нат оказался весьма общительной личностью, причем не в лучшем смысле этого слова. Маринетт то и дело улавливала нотки сарказма в его голосе и вынуждена была признать: этот парень угрожал занять ее потом выстраданную нишу. А потому старалась не уступать. На подкол отвечала подколом, на упрек — упреком. Это маленькое соревнование в каком-то смысле даже затянуло ее, и спустя десять минут разговора Маринетт почувствовала в саркастичном Нате практически родственную душу. Появление преподавателя ускользнуло от ее внимания, поэтому она взглянула на доску лишь тогда, когда мадам Дюран сделала им двоим замечание под приглушенный смех класса.
До сего момента Маринетт никогда не обвиняли в болтливости.
Только Адриан не позволил себе даже мимолетную улыбку. В его глазах можно было прочесть... осуждение? Девушка вздрогнула от пробежавших по спине мурашек. И чего он так на нее смотрит? Сам же очень четко обозначил днем ранее, что ему неприятно с ней иметь дело. Так к чему сейчас эти убийственные взгляды?
— Я, кстати, думал, вы вместе, — как бы между делом заметил Нат. — Вы поссорились?
— А? Нет, — Маринетт покачала головой. Не хотелось затрагивать эту тему. — Между нами ничего и не было. Просто... Общение сошло на нет. Так бывает.
— Ну-ну, конечно, — лукаво протянул парень. — Считай, что я тебе поверил.
Дюпэн-Чен больше ничего не сказала, не желая продолжать разговор. В этом сложно было признаться, но Адриана ей не хватало. Буквально до чертиков. Это так странно: не иметь возможности подойти к нему, когда она сама того пожелает, не придумывать остроумные фразы в ответ на его не шибко остроумные вопросы. Она знала, что желать возвращения на круги своя — очень эгоистично с ее стороны, у нее не было никакого права навязывать Агресту свое общество.
Он дал ей четко понять, что извинения не принимаются и что она — неисправимая лицемерка. Что ж, пускай будет так. Возможно, ей удастся стать лучше. Ему будет, скорее всего, уже наплевать. Или?..
***
В данный момент Адриана интересовал вопрос: «Что было дерьмовее: экономика наименее развитых стран мира или их с Маринетт отношения?» Склонялся скорее ко второму варианту. Потом злился, вскакивал со своего места и вышагивал круги по своей комнате. Гитара пылилась в углу уже долгое время, и Адриан не смел к ней прикасаться, всерьез опасаясь, что в порыве гнева порвет струны. А что? С ним такое уже случалось.
У судьбы было фиговое чувство юмора. Это же надо было такое придумать: его Маринетт, милая, скромная, слегка колючая девушка — на самом деле одна из самых скандальных блогеров тэмблера, защитница бедных и слабых, Робин Губ за экраном компьютера. Ему, было бы, честно, плевать, но его гребаная гордость была задета слишком глубоко. Маринетт не желала с ним иметь ничего общего, пока он был просто Адриан Агрестом. Маленькое разоблачение заставило ее посмотреть на него другими глазами. Ему бы радоваться, что вот, мечты сбываются, но... он не мог.
Он проклинал Кота Нуара, свой чертов блог и весь тэмблер с его сообществом за то, что все это заставило чувствовать его преданным. Или это громко сказано? Ущемленным? Да, так лучше.