По достижении биологической зрелости, когда жесткий скелет полностью сформирован, оболочка распадается на отдельные кристаллы. Два-три кристалла (а именно — половые клетки симбионта) старейшины тщательно выбирают из общей груды и бережно хранят в специально отведенном месте. При низких температурах, преобладающих на планете, этот генетический материал может пребывать в латентном состоянии очень долго. Для созревания его необходимо поместить в тепло.
С появлением на планете людей нашлось применение и остальным кристаллам распавшихся симбионтов. Эти камни пользуются большой популярностью у ювелиров (так наз. флорентийский самоцвет).
Брачный обряд хозяев планеты похож на обряд инициации многих первобытных рас. Самец и самка, желающие воссоединиться, сначала должны доказать свою социальную зрелость. От них требуется самим построить себе жилище. Прошедшие испытание получают от старейшины кристалл с половой клеткой («яйцо» симбионта). Молодоженам следует держать его в тепле вплоть до определенного возраста, в котором он будет готов служить экзоскелетом первенцу молодой семьи…»
Пока Сергей занимался самоликбезом, Валера внимательно разглядывал сувенир на просвет. Констатировал:
— Шевелится.
— Охренеть. И чего делать теперь?
— Не знаю. Но ты этого заморыша… зародыша уже почти высидел.
— Это я один виноват?!
— Надо же было сунуть в карман меховой куртки.
— А куда было совать, в задницу? Так там еще теплее.
— Межрасовый конфликт обеспечен.
Сергей сокрушенно покачал головой:
— Надо ж так облажаться.
— Не говори.
— Но у них ведь все было как у нас!..
…Целый день брачующиеся торчали в номере, болезненно реагируя на каждый звонок. Выудили из академической базы хренову тучу данных о цветущих флорентийцах и их симбионтах… Народ говорит: лучше поздно, чем никогда. Не знаю, спорный это вопрос. Имеет ли смысл записываться на курсы вождения флайера посмертно? Может и имеет, для очистки совести.
Да. Дятлы те еще. Уж лучше бы продолжали херачить кабины СИБТ.
Наутро тучи не рассеялись.
С вечера Карен вообще не соизволил навестить попутчиков. Явился спозаранку, хмурый и злой.
— В пролете, — диагностировал Сергей, снова заваливаясь на кровать.
— Командировочные — того, — заметил Валера, усевшись на подоконник и задумчиво глядя в окно.
— Торчим здесь…
— … как два сапога в одной жопе.
— … Заняться нечем.
— … Максимыч там звереет, родимый.
— … Офигеть можно.
— … Зашибись.
— Господа, имейте вежливость, — раздраженно заявил Арамов. — Ваши односложные диалоги начинают утомлять.
— Карен, держите свои нервы при себе. По вашей милости мы торчим здесь третьи сутки. Вы, кажется, говорили, что с пропусками уже все решено?
— Я говорил, что у меня есть разрешение на строительство. Это не одно и то же.
— Здорово. Строить — можно, а попасть на площадку — нельзя.
— … Разве только корабль зафрахтовать?
— Перестаньте ерничать, без вас тошно. Нет сейчас этого человека. Который разрешение выдавал. Никого ни черта нет. На сей раз меня отправили в первый отдел. И причем тут, спрашивается?..
— В первый — так в первый.
— … Вместе пойдем.
— … Для разнообразия.
Ребята вышли из номера, хлопнув дверью. Маэстро замешкался и чуть не получил этой самой дверью по лбу. Ибо не фиг.
Рок был неумолим. Непременно решил встать костью в глотке (в трех глотках одновременно). Сверхзасекреченный первый отдел находился, по словам Арамова, на третьем этаже. Обшарили уже и третий, и второй, и четвертый. Вместе со всеми закоулками и примыканиями.
— Ну вас к черту, Карен. Двое суток здесь болтаетесь и до сих пор не выучили где чего.
— Да видел же я его! На третьем этаже, собственными глазами.
— Там лаборатории одни!
Мало того — лаборатории, еще и на каждой двери красная мигающая надпись: не входить, опасно. К чести нашей сказать, это слово мы все-таки понимаем… В коридорах — ни души, как вымерли все. Работают, что ли? В учреждениях такое иногда случается.
И скучно, и грустно, и не у кого спросить про фантомный первый отдел. Простите, люди добрые, сами мы не местные…
На каком-то по счету этапе поисков Лерыч взмолился:
— Может, ну его на? Сделаем пропуска сами. Карен, дайте ваш.
— Погоди, успеешь. Вон, идет кто-то. Сейчас спросим.
По коридору степенно шел человек. Внушительный. И по габаритам, и по имиджу. Вокруг него — еще десяток людей, помельче. И размерами, и, видимо, рангом. Время от времени глава процессии оборачивался к кому-нибудь из свиты и… говорил что-то? Не, не точное определение. Казалось, губы этого живого монумента опечатаны сургучом. Казалось, он отдает распоряжения, не открывая рта.