Весь следующий день они вили бечевки для привязывания перекладин, а на третий день вернулись к утесу, чтобы превратить веревку в веревочную лестницу.
Придуманный ими способ был очень прост. Перекладины накладывались поперек веревки и привязывались так крепко, чтобы не могли выскользнуть. Первую нужно было привязать на уровне пояса человека, вторую — на уровне подбородка. Затем, встав на первую перекладину и держась левой рукой за веревку, можно было привязать следующую, снова на уровне подбородка. Поднявшись на вторую, можно было привязать четвертую еще выше, и так далее, до самой вершины утеса.
Разумеется, никто из них не воображал, что один человек, работая без передышки, сможет привязать все перекладины; не думали они также, что им удастся быстро покончить с этим делом. Напротив, все знали, что эта работа займет несколько дней и что всякому, кто возьмется ее выполнить, будут необходимы длительные перерывы для отдыха. Подолгу стоять на такой ненадежной опоре будет утомительно и неприятно. Им хотелось представить себе все трудности этой работы, прежде чем к ней приступить.
Подойдя к веревке, они тотчас же принялись за дело. Вернее, принялся только один из них, так как эту работу — вероятно, последнюю, которую им придется проделать в этой уединенной долине, — можно было выполнить только поодиночке.
Привязывать перекладины к веревке должен был Оссару, так как он умел обращаться с веревками. Братьям оставалось быть только зрителями и подбадривать шикари своим присутствием и словами.
К счастью, на протяжении тридцати футов перекладины не нужно было привязывать. Подняться на такую высоту без помощи перекладин позволяла одна из ранее сделанных длинных лестниц. Можно было бы подняться и по остальным лестницам, если бы змей занес веревку поближе к ним. К сожалению, этого не случилось, и удалось использовать лишь одну из них.
Водрузив лестницу почти параллельно веревке, Оссару поднялся по ней и, стоя на верхней ступеньке, начал привязывать перекладины. Он захватил их с собой около дюжины, положив вместе с бечевками в сумку, сделанную из полы ситцевого балахона.
Карл с Каспаром, сидевшие на камнях внизу, и Фриц, лежавший у их ног на земле, молча, с напряженным вниманием следили за движениями шикари.
Первые две перекладины Оссару привязал довольно быстро; затем, покинув лестницу и встав обеими ногами на первую поперечину так, чтобы они уравновешивали друг друга и поддерживали ее в горизонтальном положении, он принялся привязывать третью на уровне своего подбородка.
Для такой процедуры требовалась незаурядная ловкость, но Оссару был одарен этим качеством в высшей степени и чувствовал себя на веревке так непринужденно, словно был одной из священных обезьян, которых чтят браманисты.
Всякий другой быстро устал бы, стоя на столь тонкой перекладине, но Оссару привык карабкаться на высокие, статные пальмы, и пальцы его ног приобрели цепкость; маленькой веточки и выступа на стволе дерева или узла на веревке было для него достаточно, чтобы продержаться несколько минут. Поэтому ему нетрудно было балансировать на уже привязанных перекладинах или подниматься с одной на другую, по мере того как он их привязывал. Он продолжал работать, пока захваченный им запас перекладин не иссяк и сумка не опустела. Тогда, переступая с перекладины на перекладину и осторожно перейдя на деревянную лестницу, он спустился к подножию утеса.
Карл и Каспар могли бы избавить его от спуска, так как им ничего не стоило подняться по лестнице и принести ему новый запас перекладин, но у Оссару для спуска имелась другая причина: ему необходимо было отдохнуть и освежиться.
Он оставался внизу недолго — ровно столько времени, чтобы кровь стала снова циркулировать в его босых ногах, а затем со вздувшейся, наполненной перекладинами сумкой он опять поднялся по лестнице, повис на веревке и вскарабкался по уже привязанным поперечинам. Опустошив сумку, он снова спустился вниз, отдохнул и опять поднялся.
Оссару продолжал работать весь день, причем большой перерыв был сделан для обеда, который Карл с Каспаром, не занятые ничем другим, приготовили очень старательно. Они не уходили в хижину для кулинарных операций. От этого не было бы толку, так как кухонное оборудование в хижине было ничуть не лучше, чем там, где они находились, а в кладовой не было ничего, кроме того, что они уже захватили с собой, то есть козлятины. Но Карл не сидел все это время сложа руки и набрал различных плодов и кореньев, которые послужили отличной приправой к мясу; обед показался восхитительным, ибо все трое уже давно стали неприхотливыми в еде.
После обеда Оссару долго курил свой любимый банг и, подбодрившись, с новой энергией взялся за дело.
Работа шла успешно, и до заката солнца он успел привязать целых пятьдесят ступенек, так что можно было подняться почти на треть всей высоты.
Только темнота положила конец этому тяжелому труду. Исполнитель и зрители направились обратно к хижине, намереваясь продолжать эту работу на следующий день, причем Карл и Каспар оказывали Оссару такое уважение, словно он был архитектором, а они — простыми каменщиками. Даже Фриц явно считал шикари самым важным лицом в их отряде: всякий раз, как Оссару спускался с утеса, пес «воздавал ему должное», бегая и прыгая вокруг него и упорно заглядывая ему в глаза, словно радуясь, что шикари вскоре их освободит.
По дороге домой Фриц продолжал свои демонстрации, прыгая вокруг шикари так, что иногда мешал ему идти; видимо, пес был убежден, что Оссару — герой дня.
Глава XLVI. ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНЫЙ СПУСК
На следующее утро, наспех позавтракав, они вернулись к работе, то есть по-прежнему работал Оссару, а остальные наблюдали.
К несчастью, в этот день погода была неблагоприятной для работы. Дул сильный ветер, налетавший резкими, бурными порывами.
Когда Оссару висел на веревке на высоте нескольких десятков футов, ветер, подхватывая его, относил иногда на несколько футов от утеса и сильно трепал из стороны в сторону, хотя веревка была закреплена с обоих концов.
Страшно было смотреть, как он висит и качается высоко над землей. По временам у зрителей замирало сердце: казалось, вот-вот отважный шикари либо разобьет голову от отвесный утес, либо, сорвавшись с веревочной лестницы, отлетит далеко в сторону, упадет на камни и разобьется вдребезги.
Вначале Карл и Каспар так за него боялись, что нередко кричали Оссару, чтобы он поскорее спустился, а когда он спускался, уговаривали его больше не подниматься, пока ветер не затихнет и опасность не уменьшится.
Однако все уговоры были напрасны. Шикари, привыкший всю жизнь воевать со стихиями, не страшился их; напротив, бросая вызов опасности, он испытывал какую-то гордость и настоящее наслаждение.
Даже относимый ветром от утеса и качаясь вдоль каменной стены, как маятник гигантских часов, он продолжал затягивать бечевки и закреплять деревянные ступеньки так хладнокровно, словно стоял на твердой земле у подножия скал.
Таким образом Оссару усердно проработал почтя до полудня — правда, с обычными перерывами для отдыха, во время которых Карл с Каспаром уговаривали его отложить работу до более благоприятного времени. Фриц ласкался к отважному охотнику и как-то пытливо заглядывал ему в лицо, словно знал, какой опасности подвергается шикари во время работы.
Однако шикари не слушал их уговоров — казалось, он презирал опасность и после отдыха всякий раз без колебаний вновь принимался за свое дело.
И он, наверно, успешно выполнил бы свою задачу, если бы обстоятельства не изменились. Ветер ни за что не стряхнул бы его с веревки, на которой он держался цепко, как паук; будь прочна опора, ему не страшен был бы даже ураган.