А папа по-прежнему убирал волосы в небольшой, уже седеющий и поредевший хвост. Его длинное, покрасневшее от ветров и иссеченное непогодой лицо тоже сохранило свет юности, особенно заметный сейчас, когда он делал то, что его интересовало, – отлаживал свое спасательное снаряжение, и в этот прекрасный день оба чада были при нем. Оба, потому что старший брат Адэр, Кол, уже подъезжал в отцовском фургоне с начинающей выцветать надписью на дверце «СЛУЖБА СПАСЕНИЯ ЛЕВЕРТОНА».
Кол вошел, подтянул свободные штаны, быстро окинул взглядом всю сцену и, направляясь к отцу, перехватил пролетающий мяч и над головой Адэр бросил его матери. Адэр взвизгнула в притворном гневе, мама сделала обманное движение и обошла ее сбоку.
– Быстрее надо шевелиться, Адэр!
– Я же не такая обманщица, как ты, мама! – воскликнула Адэр, но при этом хитро улыбнулась и ловко отобрала у матери мяч.
– Что ты собираешься делать? – спросил Кол, разглядывая разложенную на верстаке аппаратуру. – Фильтр все еще заедает?
– Его придется менять. У меня контракт на следующий уик-энд. Затонувшая лодка. Там глубина всего сорок футов, вот они и думают, что ее, может быть, стоит поднять. Корпус очень прочный, так что…
Адэр приостановилась и посмотрела на брата.
– Контракт? – Кол с надеждой посмотрел на отца, но тут же отвел глаза, словно спрятался в раковину. По крайней мере Адэр оценила это именно так.
Она перебросила маме мячик, а та отправилась к воображаемой линии свободного удара попрактиковаться.
Отец, видно, понял, о чем думал Кол. Но у него было хорошее настроение. Он довольно давно не пил, принимал антидепрессанты, И злиться он уже перестал. Как-то раз, вечером, дело было уже несколько месяцев назад, Кол напился в стельку, а наутро, черт бы его побрал, посадил лодку на мель. Пришлось вызывать буксир, а это стоит немалых денег. Отец сказал тогда, что Кол слишком безответственный, с ним нельзя работать. Может, отец обошелся с Колом так сурово именно из-за собственного пьянства?
Насколько Адэр знала, Кол с тех пор не напивался. Вел он себя так, будто ему все равно, что отец думает. Но она-то знала, что это не так, совсем не так.
Дунув в фильтр, отец спросил:
– Кол, ты мне поможешь поднять эту лодку? Восемь долларов в час – больше не могу.
– О Господи! Ник, тебе вовсе не надо ему платить! – останавливаясь с мячом в руках, воскликнула мать. Ей надо было восстановить дыхание. Теперь она чаще выступает в роли тренера, сама не играет. – Он живет с нами, мы его кормим.
И она бросила мяч. Промахнулась. Адэр поймала его с отскока.
– Ну нет. Раз он достаточно взрослый, чтобы работать, значит, достаточно взрослый, чтобы за работу получать деньги.
Адэр бросила мяч матери, полюбовалась, как ловко та приняла передачу, и на мгновение девочке показалось, что все еще может быть хорошо. Адэр знала, что причиняет матери одни неприятности. Той не нравится ее страсть к компьютерному дизайну, постоянный обмен художественными файлами в интернете. Как будто она боится, что на самом деле Адэр увлекается порно или еще чем-нибудь таким… А мама хочет, чтобы она интересовалась феминизмом или спортом. Или стала учительницей. В общем, такой, как она.
Поняв, что Адэр совсем не интересуется преподаванием, мама стала выказывать легкое, но ощутимое разочарование. До вчерашнего дня. А вчера она побывала на выставке компьютерной графики в Молодежном центре и увидела работу дочери. Она там была самой лучшей. Маме было приятно. А сегодня они вместе веселятся, играя в мамин любимый баскетбол.
К тому же Кол и отец снова сблизились. Отец разговаривает, работает… Не то, что раньше, в той черной тоске, которая так долго его грызла. Тогда он пил в одиночку и бренчал по ночам на гитаре, сидя у себя в лодке.
А еще Адэр познакомилась в школе с крутым парнем. Зовут – Вейлон. Он на год ее старше, уже выпускник. Он попросил у нее адрес в интернете, чтобы всегда можно было с ней связаться. И вчера они допоздна чатились в сети. А сегодня солнце, птички поют, мама все бросает мяч в корзину и улыбается, и отец смеется, Кол весело ему что-то рассказывает про то, какой тупица и отморозок их кузен Мейсон.
Вот странно, как все бывает: то складывается, то разваливается, потом опять складывается, как будто пульсирует. Но значит, скоро опять все развалится? А может, будет что-то еще. Что-то новое. И Адэр почему-то замерла, пропустила бросок и невидящими глазами уставилась в небо.
В ту ночь в небе метался свет. Адэр гуляла с Вейлоном Кьюликом, посматривая на освещенные телевизорами чужие окна. Просто два подростка, которые ищут, чем бы заняться в не по сезону теплый вечер. Но если у вас нет машины и вы живете там, где общественный транспорт существует лишь номинально, вы буквально заперты между городскими предместьями и полосой коневодческих ранчо. Выбора у вас нет.
– Знаешь, что мне нравится? – прервал молчание Вейлон. – Бродить вечером по улице и пытаться отгадать, что они сейчас смотрят по телевизору. Догадаться по свету на окнах.
Произнес он это как-то нервно, как будто боялся: вдруг она решит, что он псих.
– А как ты это делаешь? – спросила Адэр. Они шли по Пайнкрест-стрит, которая тянулась вдоль неглубокого ущелья между хребтом Пайнкрест и высоким травянистым склоном охраняемого водосбора с сетчатой оградой, чтобы не заходили олени.
Адэр вынула изо рта маленькую светящуюся трубку и посмотрела на нее, осветив ладонь мягким зеленоватым светом. Это был сувенир с рэйва, куда водил Адэр ее взрослый брат. Трубка светилась, как огни телевизора в окнах чужих гостиных.
Вейлон бросил на трубку быстрый взгляд.
– Дерьмо. Зачем только разные идиоты суют в рот светящиеся палочки на дискотеках? А всякие мигающие штучки – в уши.
– А в карманы – вибраторы. – Она подкинула палочку света, а Вейлон без всяких усилий ее поймал. Хорошая координация. И глазомер.
К тому же он высокий. И мышцы у него хорошие, длинные, не буграми. Но Адэр догадывалась: он не из тех, кто станет работать в команде. Жаль. Их «Диким кошкам» помощь на баскетбольной площадке не помешала бы.
Конечно, он симпатичный, тут все о'кей, хотя татуировка его вроде как даже и портит, да еще эта стрижка – чуть не налысо, правда, несколько торчащих прядей ее смягчают, и цвет у них голубой – прямо в тон этой светящейся трубке.
Двумя пальцами он поднял трубку повыше – посмотреть, как она мерцает на фоне ночной темноты. Свет напоминал огни гнилушки. Адэр, просто чтобы посмотреть, как он среагирует, сказала:
– Дурак, на ней же моя слюна!
Он усмехнулся, неспешно растянув губы:
– На. Забери образцы своей ДНК. Притащила с рэйва? В Нью-Йорке, где я жил, рэйва не было. Где-то на Лонг-Айленде, конечно, был, я слышал, но это далеко от нас.
Адэр вдруг заметила, что оглядывается и сама не знает почему. Что она ищет? Как будто чувствует ночь, ощущает, как ночь чего-то ждет, и сама начинает ждать. Вот только чего ждать?
Оглядывалась она в основном назад, на ночное небо, видела массу звезд – фонарей на улице было мало.
Надвигается что-то неизвестное. Она чувствовала это очень отчетливо.
И ведь не то чтобы она была такой уж нервной, у нее никогда не было никаких предчувствий. Но иногда, не часто – раз или два в год, – в воздухе ощущалась какая-то тяжесть, словно над всеми нависало что-то огромное. Но это было редко. Все же иногда, очень смутно, Адэр чувствовала нечто такое, что так и не могла объяснить или даже определить для себя до тех пор, пока это не случалось. Ага, вот, значит, почему появляется это чувство!