Анни понятия не имела, что Эльв известно о подобном, не говоря уже о том, что дочь заполняла дневник эротическими и жуткими рисунками. Она выбросила лекарства и вернулась наверх. В доме царила тишина. Он становился просто огромным, когда она оставалась одна. Анни вспомнила, как целый год перед разводом с Аланом их ссоры эхом отдавались на чердаке. Сестры Стори зажимали уши руками? Забирались под одеяла и мечтали уехать из дома? Анни положила дневник на место, закрыла дверь спальни и позвонила бывшему мужу. Она плакала, так что Алан не сразу понял, в чем дело, но потом заверил, что Эльв ведет себя как самый обычный подросток. Ему виднее, он ведь школьный директор. Немного наркотиков и мир фантазий. Ему встречались случаи намного хуже, и все же ребята заканчивали школу, поступали в колледжи, жили обычной жизнью. Анни, как обычно, слишком себя накручивает. А известно ли ему, что Эльв все время где-то шляется? Элиза сообщила, что Мэри видела, как Эльв купалась нагишом в заливе со старшеклассниками. А как насчет того, что она не подчиняется правилам, сбегает из дома по ночам? Алан велел подождать, пообещал, что все изменится к лучшему.
Наутро пришел полицейский и сообщил Анни, что ее дочь украла в булочной поднос кексов. Она раздавала их на детской площадке, пока не налетели мамаши и не выбросили подозрительные угощения.
— Это всего лишь кексы, — Анни поспешила на защиту дочери.
— Это украденное имущество, — жестко возразил полицейский.
Анни убедила его не сообщать об инциденте, выпроводила, поднялась наверх и постучала в дверь спальни. Когда Эльв была дома, она всегда держала дверь запертой. Замок щелкнул, и на пороге появилась полуодетая раздраженная Эльв с колтунами в волосах.
— Приходила полиция, — сообщила Анни.
Молчание.
— Кексы?
Глаза Эльв отливали желтым. Ее отчитывали даже за добрые дела. Если бы кексы раздавала Мег, ей вручили бы медаль. Она попала бы на городскую доску почета.
— Я не стану тем, кем люди хотят меня видеть, — отрезала Эльв.
— Какие люди? — не поняла Анни.
Ей пришло на ум, что Эльв под кайфом.
— Человеческая раса, — презрительно пояснила Эльв.
Вечером Эльв сожгла свою одежду в помойном баке. Еще один шаг прочь от жестокости человеческого мира. Она выгребала из шкафа полные охапки купальников, туфель, сумочек, носков. Оставила две черные юбки, черные джинсы, пару футболок и остроносые туфли из Парижа. В последний момент она спасла синее платье, которое сшила бабушка. Все остальное отправилось в огонь, даже зимнее пальто. Эльв полила одежду жидкостью для зажигалок и чиркнула целой пачкой спичек. Вся округа провоняла паленой шерстью. Миссис Вайнштейн вызвала пожарных, перепугавшись при виде пламени за своей дикой яблонькой. Старый пес ее мужа завыл.
Эльв было наплевать, пусть даже Найтингейл-лейн засыплет пеплом доверху. Когда приехали пожарные, она плясала босиком и дерзила. Пожарные убедились, что за костром следят, и уехали, завывая сиренами. Анни с Мег несколько часов поливали огород, чтобы затушить все уголья. Воняло горелыми сорняками и палеными помидорными лозами, последние стручки горошка с треском лопались один за другим, точно хлопушки.
Элиза посоветовала Анни обратиться в полицию, когда дочь в очередной раз не вернется домой вовремя. Но Анни боялась, что Эльв сбежит из дома. По телевизору все время показывали мрачных девиц, которые сбегали из дома из-за дурного обращения. Потом их находили мертвыми. Поэтому, не дождавшись дочь в очередной раз, Анни взяла стул и села ждать у задней двери. Эльв появилась только ранним утром. На лужайке выпала роса, и на полу кухни остались мокрые следы. Эльв не удивилась и не встревожилась, увидев мать на кухне. Она плюхнулась на стул у стойки и потребовала блинчиков.
— Умираю от голода, — сообщила она.
Когда ее сердце билось быстрее, она чувствовала себя живой. Если хотела есть, умирала от голода.
— Хватит шляться где попало. Ночевать вне дома опасно. С тобой может случиться что-нибудь ужасное.
— Уже случилось.
«Спроси меня. Увидишь, кто я».
— Элиза считает, что я должна вызвать полицию. Для твоего же блага.
Эльв уставилась на мать, вздернув подбородок.
— Похоже, ты не жаришь блинчики.
— Нет, — ответила Анни. — Не жарю.
Это не тот ребенок, которому она рассказывала сказки в огороде. Куда исчезла ее милая, хорошая девочка?