Леланд был крупным мужчиной. Ростом где-то под метр девяносто, да и весил тоже не меньше девяноста килограммов. Было дело, он весил и все сто, но потом похудел. Телосложения он был крепкого, широкие плечи, узкий таз. Его квадратное лицо обрамляли светлые, постриженные тоже квадратом волосы. Когда он поворачивал руль своими мощными руками, то сам оставался совершенно неподвижным, будто прикованным к машине.
Он не включал радио.
Он не смотрел по сторонам.
Он не курил, не жевал резинку, не разговаривал сам с собой.
Милю за милей все его внимание поглощали дорога и машина впереди. За все утро он ни разу не подумал о тех, кто ехал в этой машине. Мысли его были в беспорядке. И ненависть его не имела еще определенного объекта. Он это знал. Он преследовал их совершенно автоматически, как робот.
За Харрисбургом «Тандерберд» выехал на семидесятое шоссе, и, когда проехали Уиллинг, машина свернула с магистрали.
В тот момент, когда Леланд увидел мигающий поворотный сигнал, он притормозил и позволил Дойлу оторваться от него почти на милю. Когда Леланд вслед за ним свернул на дорогу, ведущую к заправке и нескольким кафе и ресторанам, черная машина уже пропала из виду. Он медленно ехал вдоль закусочных и кафе, высматривая черный «Форд». Нашел он его припаркованным у ресторанчика, стилизованного под старомодный железнодорожный вагон. «Тандерберд» остывал в тени огромной вывески «У Харриса».
Леланд, не останавливаясь, проехал до самого последнего кафе. Свой «Шевроле» он оставил за углом здания, чтобы его не заметили те двое, сидящие в машине в пятистах ярдах от него. Затем он вышел, запер фургон и отправился перекусить.
Ресторанчик, куда зашел Леланд, был похож на тот, у которого остановился Дойл с мальчиком. Такая же алюминиевая труба футов восьмидесяти в длину, с рядом длинных и узких окон по периметру.
Внутри вдоль стены стояли уже изрядно обшарпанные пластиковые кабинки. В каждой – стол с пепельницей, стеклянной сахарницей, стеклянными же солонкой, перечницей и подставкой для салфеток. В каждой кабинке была еще и панель для выбора песен на музыкальном автомате. В самом дальнем углу ресторана – уборные. Широкий проход отделял кабинки от прилавка-стойки, тянувшегося из одного конца помещения в другой.
Войдя, Леланд повернул направо, прошел через весь ресторан и уселся за стойку напротив окна так, чтобы видеть «Тандерберд».
Так как это был последний ресторан и так как обеденный час пик прошел где-то в половине третьего, в ресторане почти никого не было. За столиком напротив двери средних лет парочка беззвучно терзала горячие сандвичи с ростбифом. За ними, лицом к Леланду, сидел лейтенант полиции штата Огайо. Он был занят чизбургером и картофельными чипсами. В самой дальней от Леланда кабинке, уставившись в потолок, курила непричесанная официантка с обесцвеченными волосами.
Был и еще один человек – официантка, которая подошла к Леланду, чтобы принять заказ. Ей было лет девятнадцать, приятное личико, светлые волосы, голубые, как и у Леланда, глаза. Ее униформу явно носили до нее, но она, как смогла, украсила ее. На свою коротенькую юбочку она пришила каемку, на одном кармане был вышит бурундучок, на другом – маленький зайчик. Обычные пуговицы она заменила красными. На левом кармане блузки была вышита птичка, на правом – имя девушки: Жанет. И чуть ниже: «Приветствую вас».
Она улыбнулась ему совсем по-детски. Всем своим видом, даже тем, как она поворачивала голову, она неуловимо напоминала добродушного Микки Мауса. К тому же она явно была в хорошем расположении духа.
– Вы уже просмотрели меню? – У нее оказался грудной приятный голос.
– Кофе и чизбургер, – произнес Леланд.
– Хотите хрустящего картофеля? Его только что приготовили.
– О'кей.
Она сделала пометку в блокноте и подмигнула ему:
– Одну минутку.
Он посмотрел ей вслед, когда она возвращалась за стойку. Ее аккуратные ножки так дивно семенили. Обтягивающая юбка подчеркивала правильные формы. И вдруг, хотя об этом нечего было и мечтать, она представилась ему обнаженной. Одежда с нее бесследно исчезла за одно мгновение. Он ясно видел эти дивные ноги и выше – разделенная пополам округлость ее попки, законченные линии ее изящной спины…
Он виновато потупил взгляд, абсолютно сконфуженный и сбитый с толку, почувствовав, как его чресла начинают твердеть. Все это произошло настолько быстро, что он не сразу сообразил, где находится.
Вернулась Жанет, поставила перед ним чашку кофе:
– Будете сливки?
– Да, пожалуйста.
Протянув руку куда-то под прилавок, она извлекла оттуда небольшую пластиковую бутылку, похожую на молочную, и поставила перед ним.
Вместо того чтобы оставить его наедине с кофе, она облокотилась на стойку и, подперев голову обеими ладонями, с улыбкой поинтересовалась:
– А вы далеко едете?
Леланд нахмурился:
– С чего вы взяли, что я куда-то еду?
– Видела, как вы подъезжали на фургоне. Вы развозите что-то здесь по округе?
– Нет, – сказал он, наливая сливки, – в Калифорнию.
– Ну да! – воскликнула она. – Класс! Пальмы солнце, серфинг.
– Да-а, – небрежно бросил он, желая как можно скорее отвязаться от нее.
– Как бы я хотела научиться плавать на серфе, – мечтательно произнесла она, – я очень люблю море. Летом я на две недели езжу в Атлантик-Сити, валяюсь на пляже и приезжаю совсем черная. Мне идет загар. У меня очень узкое бикини, так что на мне не бывает ни одного белого пятнышка. – Она засмеялась, с притворной скромностью опустив глаза. – Ну почти ни одного. В Атлантик-Сити не очень-то любят такое узкое бикини.
Отпивая кофе, Леланд взглянул на нее поверх чашки. Их глаза встретились, и они смотрели друг на друга, пока он не отвел взгляд.
– Чизбургер и картошка! – раздался голос из окошечка, соединяющего кухню с залом.
– Ваш заказ, – тихо сказала она и, нехотя поднявшись, принесла еду и поставила перед ним. – Что-нибудь еще?
– Не надо, – он отрицательно покачал головой.