– Интересно? – спросил Григорьев, опускаясь в кресло.
– Очень. Сейчас расскажу, о чем речь, – Бородин, не отрывая взгляда от экрана, махнул рукой куда-то в сторону. – Ты налей себе коньячка, Слава. Знаешь где.
– Может, твою секретаршу пригласим? Пусть она нальет.
Бородин оторвал наконец взгляд от экрана, посмотрел на гостя, покачал головой.
– Что я слышу! – воскликнул. – И это говорит человек, у которого семья: жена, двое детей и теща!
– Я совсем не то имел в виду, – вяло запротестовал Григорьев. – Ты просто извращенец, Андрюша, у тебя мысли не в ту степь бегут.
Бородин нажал какую-то кнопку, коротко бросил в переговорное устройство:
– Инга, зайди!
Появилась секретарша. Ее лицо излучало доброжелательность и готовность ко всему.
– Налей нам коньяку, Инга.
Она склонилась над низким столиком, на котором стояли рюмки. Короткая юбка едва прикрывала трусики. Григорьев, изменяясь в лице, отвернулся и наткнулся взглядом на Бородина. Тот беззвучно смеялся.
– Пошел ты к черту! – бросил ему Григорьев.
– Вы что-то сказали? – обернулась от столика Инга.
– Нет, это он со мной разговаривает, – теперь уже откровенно расплылся в улыбке Бородин.
Инга подала коньяк.
– Я могу идти?
– Естественно, – не сказал, а пропел Бородин.
Секретарша вышла.
– Это я извращенец? – вернулся к прежнему разговору Бородин. – Я? А не ты? У тебя, наверное, все пуговицы на брюках поотлетали.
– Пошел ты к черту!
– Пуговицы – не беда. Я сейчас позову Ингу, она пришьет.
– Пошел ты к черту! Она же сама провоцирует! Ты же видел!
– Ничего я не видел.
– Видел! Она у тебя без трусов, наверное, ходит? А?
– Не знаю, – целомудренно проявил неосведомленность Бородин.
Коньяк был чудесный. Григорьев сделал несколько маленьких глотков, прикрыв глаза.
– Интересный сюжет прошел по телевизору, – сказал Бородин. – Его голос звучал где-то далеко. – На этой последней ярмарке у арабов наши пытались продать танки, а министр обороны…
– Наш министр?
– Да. Наш министр обороны вдруг дает интервью: танки, мол, барахло. И сделка срывается.
Григорьев махнул рукой:
– Я знаю эту историю, Андрей.
– Так расскажи. Я не понимаю, что происходит.
– Там посредник один влез, а они с министром в контрах. Собачатся между собой, понимаешь? Вот он их и умыл.
– Он и нас так может, а?
– Нас – не может. В министерстве обороны контракт уже согласован. Они – за. Пока ты со мной – можешь быть спокоен.
Григорьев открыл наконец глаза, отпил из рюмки глоток.
– Мне сегодня звонили с завода-изготовителя, – сказал он. – Через месяц все десять комплексов будут готовы к отгрузке.
– Очень хорошо.
– Ты, со своей стороны, готов?
– Да.
– Я посмотрел данные на эту фирму, которая выступает посредником с украинской стороны. И теперь меня терзают смутные сомнения.
– Ты о чем?
– О фирме этой самой. Кто она? Откуда взялась?
– Я тебе объясню…
– Нет, ты только не обижайся, Андрюша. Я во все вникнуть хочу. Она какая-то левая, эта фирма. Шесть месяцев существует, ни одной сделки не проведено, и вдруг ты их выбираешь контрагентами в сделке на шестьсот миллионов долларов.
– Я тебе объясню…
– Объясни.
– Это моя фирма.
– Твоя?
– Да, моя. Сам я, правда, нигде в учредительных документах не фигурирую, но у руля там мои люди. Я эту фирму полгода назад специально под эту нашу с тобой сделку создал. Мы десять ракетных комплексов этой фирме продаем, а она их тут же передает арабам. На следующий день после получения комплексов арабами фирма ликвидируется – и все. Никаких концов.
– Сразу надо было объяснить, – буркнул Григорьев.
Он поднялся из кресла и подошел к окну. На город опустилась ночь. Одинокий фонарь тщетно пытался отогнать тьму.
– Ты не стой там, – посоветовал Бородин.
– Почему?
– Стрельнут.
– У меня врагов нет, – сказал Григорьев, не оборачиваясь.
– А все равно страшно.
Григорьев наконец обернулся.
– А ты боишься, Андрей? – спросил с внезапно проснувшимся интересом.
– Чего?
– Того, что могут убить.
– Да, – ответил Бородин.
И как-то так по-особенному прозвучал его ответ, что Григорьев насторожился и внимательно посмотрел в глаза собеседнику.
– Плохо выглядишь, – сказал наконец. – Я только сейчас заметил. Какие-то проблемы, Андрей?
– Да нет, в порядке все.
– А почему же глаза такие?
– Какие?
– Ну, не знаю. У тебя взгляд смертельно утомленного человека.