Вечерком я решил отметить свои неудачи бутылкой водки. Пью редко, поэтому с первых же двух рюмок окосел, начал петь песни, сидя на кухне. Деньги, деньги, - говорила во мне смелость. А шиш вам, с маслом, ублюдки проклятые! Я разбил стакан, попытался встать, но не смог. Гравитация прижала меня к земле. Стало ужасно плохо, тошнило, и новое чувство - злость - вспыхнуло во мне с новой силой.
Звонил телефон.
- Илья? - голос незнакомый, приглушённый. - Слушай, братец. Тебя жутко обманули, знаешь?
- А...
- Молчи. Просто слушай. Деньги никуда не пропали. Не было никакого кошелька. Директор мойки в сговоре с жирным. Тебя развели, понимаешь?
- Зачем...
- Ты не одинок, дружище. Не делай поспешных выводов. Будь на связи.
И он отключился. Я ничего не мог понять, зато протрезвел на процентов пятьдесят. "Ты не одинок"... "развели"... Развели? Эта мысль проникала в голову постепенно, медленно, была вязкой и неприятной. Мир жесток, братец, и никому ты не нужен и неинтересен.
Когда я спал, мне снова снился самолёт ярко-синего цвета. Только он заходил на посадку. Всё то же красное небо, всё та же тревога, и я курю на балконе. И тут другой самолёт, как две капли воды похожий на первый, вылетает навстречу синему. Они врезаются друг в друга, словно две картонные модельки, и в небе вспыхивает огненный шар, слепящие куски и детали разлетаются в разные стороны, и среди этих деталей мне кажется, что я вижу горящих людей, обожжённую плоть...
Я проснулся. Утро уже наступило, за окном ворковали птички. Моя голова ужасно раскалывалась, тело трясло в лихорадке. Помня о чудесных свойствах похмелья, давясь и заглушая тошноту, я опрокинул в себя стопку. Полегчало, голова просветлела. Только перед глазами до сих пор стоял огненный шар, и была в этом безысходность, страх и ужас, такой сильный, что я налил себе ещё...
Они обманули меня. Обманули. Маленький, щупленький, я не представлял для них угрозы. Они знали про мать, про нищету, и они воспользовались этим. Им плевать на меня, на мои проблемы, на чужие жизни. И не было бы никакой полиции, а я теперь - должен. Кому?
Щурясь от яркого дневного солнца, я вышел на улицу. Я сел в автобус и понёсся к старой работе. Злость кипела во мне. В зеркале на меня смотрел красноглазый, опухший потрёпанный мальчишка, и взгляд этого мальчишки изумил меня. Полная агония, страх и ненависть. С трудом я признал себя, и мне даже понравилось, как этот безумный товарищ смотрит... Таким я и должен быть, всегда!
- Привет, Толик!
Старенький охранник вышел мне навстречу. Чёрная нестиранная форма ужасно бесила. Она как будто была воплощением всей лжи и порочности этого места. Грязная, блестящая от грязи форма...
- Ну? Тебя же выпнули, малой!
- Скажи директору, что я всё сделал...
Платонов сидел в своём большом кресле, словно не директор замызганной мойки, а председатель совета директоров крупнейшего банка, не меньше. Его глаза округлились, когда он увидел меня, но губы разошлись в улыбке.
- Хреново выглядишь, Илюша.
Я сел напротив.
- Где деньги взял? Впрочем, не говори! Давай, передам...
Он вытянул вперёд руку. Свою загребущую лапу, которой обманул, наверное, не одного бедного студента, которой заставлял бояться и переживать, испытывать муки и безумие.
Я хлопнул по ней.
- Держи.
Он нахмурился. Тупая улыбка слетела с лица.
- Что это...
- Деньги, - улыбнулся я.
- Ты это... играть со мной пришёл, сучонок? - заорал он, вскочив.
Что же тогда произошло?
Вот, я, маленький, щупленький, всегда боявшийся сказать кому-нибудь грубое слово, хватаю пепельницу со стола и швыряю её в директора мойки. Что это было? Не знаю. Помню только, как перед глазами всё померкло, словно выключили свет, а внутри что-то взорвалось, адским пламенем наполнив нутро.
Платонов вскрикнул и схватился за переносицу. Сквозь пальцы на его белую рубашку капала кровь.
- Ука! Ука! Я азову тея!
Сука, я разорву тебя. Наверное, это переводилось так. Я вскочил. Сжал кулаки, смотрел на директора сквозь красную пелену перед глазами. Наверное, так видят разъярённые быки.