Выбрать главу

                ...Это всё я. Я виноват. Я виноват. Виноват...

 

Часть вторая

Фантастическая

                Бутылка водки стояла передо мной. В ней осталась ровно половина. Там, в прозрачной жидкости, мне мерещился разбившийся самолёт. Он был маленький, кажется, АН-24, и на его борту погибли люди. И во всём виноват я.

                Я плакал. Я знал, что каким-то образом второе за последние дни крушение связано с моими снами. Да, этого не могло быть, но я знал... Глупая уверенность и осознание чего-то ужасного. А, если, они будут сниться мне каждый день? И каждый день будут гибнуть люди? Господи...

                Бутылка быстро опустела. Я ничего не помню из того дня и о том, что произошло, мне рассказали врачи. Пьяный рассудок - это ужасная каша, хаос, и самые жуткие призраки вылезают наружу, обнажая твоё истинное лицо. Наверное, оно такое и есть, моё истинное лицо...

                Я взял верёвку и накинул её на трубу под потолком. Поставив стул, я встал на него. Ничего не соображая и движимый какими-то первобытными инстинктами, страхом и тупой ответственностью перед людьми, я накинул петлю на шею. Спрыгнув, я сломал себе несколько позвонков. Вот тогда и протрезвел, очнулся и завизжал. Не хотелось умирать, у меня была мама, которой нужна помощь...

                Труба оборвалась. Вода хлынула мощным потоком, и верёвка стала съезжать вниз, но зацепилась за небольшой металлический штырь, и я продолжал висеть, пока последние частички жизни уходили из меня. Вода заливала пол, её набралось по щиколотку, а я всё не мог умереть. Мне казалось, что прошла целая вечность, и над домом снова пролетел самолёт. Слишком низко, как мне показалось...

                Я очнулся в больнице. На шее висела какая-то неудобная штука, и любое движение отдавалось по всему телу адской болью. Ходить не мог, только сидел. Сестра рассказала, что соседи, которых я затопил, не могли достучаться до меня. Они стали ломать дверь. Они спасли мою жизнь...

                Я слёзно умолял врача, патлатого высокого дядьку, чтобы он не говорил ничего матери. Хотя, мысли были заняты падающими самолётами. Я до сих пор считал, что происходило это по моей вине, но пожаловаться никому не мог. Да и кто бы поверил? Совпадение, сказали бы здравомыслящие люди, а другие просто обвинили бы в сумасшествии. Внутри росла упёртая уверенность, что сны и реальные катастрофы связаны между собой.

                В палате висел телевизор, и я внимательно следил за новостями. Ходить пока не мог, поэтому пролёживал бока на неудобной скрипящей койке в компании с каким-то старичком, подвернувшим ногу на лестничной клетке. Старичок говорил много, но непонятно, жевал слова и сетовал, что потерял вставную челюсть. Его доставили в палату ночью, когда мне удалось уснуть, после диких болей во всём теле.

                Если по новостям показывали последствия катастрофы, я замирал, закрывал глаза и пытался сдержать слёзы. Я не мог не слушать, но, только начинался блок, в котором показывали плачущих людей и останки самолёта, становилось дурно, голова кружилась. Несколько раз в такие моменты кабельное отключали, на экране телевизора плавала надпись: "нет сигнала", и старик заходился ругательствами. Медсестра объясняла ему, что такое, порой, бывает, и что в этот раз они забыли заплатить провайдеру.

                Так прошла неделя. Боли понемногу отступали, а мне приходилось слушать разговоры старичка, так как за телевидение до сих пор не заплатили. Иногда удавалось звонить матери. Мне тяжело было врать ей, но она бы с трудом пережила правду.

                И, вот, одной ночью, всё изменилось, и я теперь сижу тут и пишу, пишу, пишу.

                Проснулся я от лёгкого прикосновения. Боль вообще уничтожает весь здоровый сон, и любой скрип ведёт к пробуждению. Надо мной стоял старичок, мой сосед по палате. Он улыбался. Я не сразу разобрал, что происходит, а, когда понял, было уже поздно.

                Что-то сразу мне не понравилось в его взгляде. Он стал другим. Мутные глаза просветлели, но...

                И тут я догадался. Зубы! Он улыбался, обнажая ровный ряд зубов.

                - Ваша челюсть, Дмитрий Петрович... - сказал я.