Почему-то у меня было предчувствие, что он меня выгонит.
Самое классное время суток — это утро. Когда лежишь в теплой кроватке, еще не проснувшаяся толком, вспоминая снившиеся сны. Когда ресницы еще только — только готовятся взмахнуть вверх.
Около меня кто-то прошел, звякнул фарфор, и я почувствовала запах кофе.
— Хочешь я тебе эту квартиру подарю за чашечку кофе? — улыбаясь, сказала я заботливой Ленке. Мать-то все равно ее церкви отпишет, а подруг любимых нет. Не все ли равно кого облагодетельствовать.
— Она и так моя, — хмыкнул мужской голос.
Я в изумлении открыла левый глаз и обнаружила Вишневского, расхаживающего по спальне. Явно не моей.
Вот черт!
— Послушай, отчего ты не носишь пижаму? — с досадой спросила я, рассматривая его голый зад. Неплохой кстати зад, ни малейших признаков целлюлита.
— Ага, начинается. А вчера ты спрашивала, надеваю ли я на ночь ночной колпачок.
— Мда? Ну так ты похож на плюшевого медвежонка. Тебе колпачок полагается по имиджу!
Как я к нему попала — абсолютно не помнила. Последнее воспоминание было — как я еду по ночным улицам, изо всех сил борясь со сном. Шутка ли — предыдущую ночь я, гм, не спала из-за Дениса, и мой организм, и так смертельно больной, таких издевательств над собой не потерпел. Просто взял и вырубился.
— Мда, — повторил Вишневский мое любимое словечко. — Нет чтобы с тигром сравнить.
— Слушай, тигр, а я как у тебя оказалась? Извини конечно за странный вопрос, но я вымоталась вчера, буквально на автопилоте к тебе приползла.
— Ах, да! Все хочу спросить — а ты с какой целью-то вчера ко мне приехала?
Я задумалась, схватила чашечку кофе и неуверенно спросила:
— А у нас с тобой вчера чего было?
— Да в том-то и оно что ничего. Пришла, спросила, есть ли у меня ночной колпачок, разделась, бухнулась в джинсах на мою кровать и уснула.
— Значит я приезжала к тебе поспать, — мудро сказала я, попивая кофе.
— И даже мне не дала! — с детской обидой сказал он.
— Извини, — с раскаянием сказала я. — А ты что, пытался?
Машинально я заглянула под одеяло — джинсов не было, из одежды присутствовали только трусики.
— Ну конечно, думал, что секс тебя взбодрит, — еще обиженнее сказал он.
— А я? — донельзя заинтригованная, я подтолкнула его к дальнейшему рассказу.
— А ты меня треснула, и пообещала что еще раз притронусь — импотентом навсегда буду.
— Хм, молодец — то я какая! — похвалила я себя за моральную стойкость.
— Думаешь?
— Послушай, Сашенька, — я отставила чашку в сторону и повернулась к нему. — Секс в данной ситуации — это банальное неуважение девушки и ничем от изнасилования не отличается.
— Почему? — озадачился он.
— Потому как я была никакая и, соответственно, вряд ли могла сексом насладиться. В общем чтобы больше такого не было. Ясно?
— Ага, — сказал он, пододвигаясь ко мне поближе. — А сейчас сможешь насладиться?
— Ну, — задумалась я, — как заинтересовывать будешь.
Хорошо мне с ним было. Он такой милый и хороший, этот Вишневский.
И тут зазвонил сотовый.
— Не бери, — тоскливо попросил Саня, видя как я склоняюсь за сумочкой.
— Надо, — твердо ответила я и откинула крышечку телефона. — Алло!
— Доброе утро, — раздался девичий голос. — А мне бы Марию Потёмкину.
— Слушаю.
— Это Марина Росомахина, я не очень рано?
— Конечно нет! — горячо воскликнула я, радостно улыбаясь.
— Вы написали что у вас дело срочное, а я только приехала от родителей, и решила позвонить.
— Абсолютно правильное решение! — одобрила я. — Марина, нам надо с вами встретиться.
— Конечно, — с готовностью подтвердила она. — Когда вам удобно?
«Странная девушка», — подумалось мне. Какая-то чересчур добрая и готовая услужить. А вслух я сказала:
— Знаете, Марина, я сейчас в соседнем городе, мне потребуется несколько часов чтобы доехать…
— Ничего страшного, я весь день дома, приезжайте в любое время, у меня шестнадцатая квартира.
Вишневский встал с кровати и принялся спиной ко мне натягивать джинсы.
— Ну не обижайся, а? — безнадежно попросила я его. Он даже не обернулся.
И тогда я сама поразилась тому, что сделала. Я встала, подошла к нему и обняла, прижавшись щекой к щеке. Легонько чмокнула за ушком. И вздохнула:
— Чего ж у нас с тобой все сикось-накось получается, а?
— Не знаю, — сказал он и прижался ко мне покрепче.
«У тебя к нему святое материнское чувство, — гадко хихикнул внутренний голос. — Вернее не совсем святое».
«Кыш, мерзавец», — прикрикнула я на него, отчего-то светло улыбаясь.
— Ты надолго уедешь? — спросил Сашка.
— Не знаю. А что?
— Как закончишь с делами, приезжай ко мне, ладно?
— Ладно, — согласилась я. — Тогда я побегу?
— Только не споткнись, — улыбнулся он и хорошенько меня поцеловал.
И мне в первый раз это по настоящему понравилось.
Марина Росомахина оказалась прехорошенькой полненькой брюнеточкой с огромными глазами и потрясающими пухлыми, четко очерченными губками.
— Мам, а это что за тетя? — поинтересовался робко выглядывающий из-за нее парень лет пяти от роду.
— Это тетя Мария, иди с Моной поиграй, нам поговорить надо, — скомандовала Марина сынишке и сунула ему в руки крошечного пекинесенка.
Я в это время снимала верхнюю одежду и, слегка улыбаясь следила за матерью с сыном, одновременно осматривая квартиру.
Видно было что тут живет хорошая и дружная семья. В прихожей стояли веселые цветные санки, на стене — детский рисунок в рамке, где кособоких маму и папу обогревало ярко — малиновое солнышко. Под ногами у них прыгал какой — то синий таракан в полосатой шапке, а надпись гласила «Мамочка, папочка и я!»
Мне в голову в детстве точно не приходило рисовать такие рисунки. И так их подписывать.
— Да вы проходите, — оторвала меня от созерцания сего шедевра Марина. — Я как раз печенюшки испекла.
Я шла за ней по коридору, и мысленно за ней повторяла — «печенюшки». Уютное, домашнее словечко.