Да уж, это она умеет, тут я его понимала. Сама припомнила, как она мне еще несколько часов назад мамой родной казалась.
— Останови у ларька, сигарет надо купить, курить хочу — невмочь, — прервавшись, сказал Серега.
Мы как раз проезжали по Колосовке, мимо железной будочки под одиноким желтым фонарем.
— Да там вроде закрыто, — с сомнением сказала я.
— Спят просто, я растолкаю, — уверенно сказал Серега.
Я пожала плечами, притормозила, а Серега вылез из машины и стремглав юркнул в узенькую улочку — только пятки сверкнули. Я второй раз пожала плечами и поехала дальше.
Хочет морозиться ночью — его дело. Наверно ему просто стыдно передо мной за то, что произошло на поляне. Хотя на самом деле я на него зла не таила — под Петлей рабства собственного ребенка удавишь, и глазом не моргнешь. Жаль что рассказ он свой на полдороге бросил. Хотя основное я и так поняла еще на поляне — Оксана любила Серегу. А он любил меня.
Дома я обработала раны, напилась таблеток и позвонила Вишневскому.
— Але, — раздался сонный девичий голосок.
— Алё, — вздохнула я. — Сашка дома?
— Ага, разбудить?
— Да нет, не стоит, — грустно улыбнулась я.
Вот и все.
А что я хотела? Вишневский парень красивый, с руками оторвут…
На глаза попался численник, я оторвала листик и посмотрела, что готовит мне следующий день.
Суббота, четырнадцатое, луна в Козероге.
По дороге в спальню я размышляла — не удавиться ль мне сразу, что б не мучаться?
Поспать мне не дали. Только — только я провалилась в сон, как под ухом нудно запиликал телефон. Я попыталась нахлобучить на ухо подушку, однако гадкий телефон заткнулся на секунду и зазвонил снова. На четвертом раунде я не выдержала.
— Алло! — рявкнула я. Убила б гада!
— Алло! — рявкнул мне из трубки Зырян — еще грознее. — Марья, ты?
— Я.
— Чего до тебя не дозвониться?
— Дела у меня, — вздохнула я, села на кровати и настроилась на неприятный разговор.
— Рассказывай, что нарыла! — приказал он.
— Нарыла то, что девушку зовут Ларисой Вороновой, одиннадцать лет назад она училась в Екатеринграде, потом в Заславске, а больше ее никто не видел.
— Не понял. Ты что, ее еще не нашла? — в голосе Зыряна проскочили нехорошие нотки.
— Делаю что могу, — сухо ответила я. — Я не следователь и не частный детектив.
— Мать-то дорога? — снова завел он.
— Зырян, — усмехнулась я. — Она мне столько лет кровь пила, что я даже не знаю, что тебе и сказать…
— То есть ты отказываешься искать деньги и девку?
— Да нет, не отказываюсь конечно, — вздохнула я. — Мать ведь все-таки, какая б не была.
Зырян помолчал, потом сказал:
— Помощь надо?
Я тоже помолчала, подумала и согласилась:
— Нужна. За Колосовкой в лесу труп бабы одной в лоханке лежит, убрать бы…
Подобное Зыряну можно было поручить без проблем. В таком деле — он всегда поможет, это по понятиям, и никогда не сдаст ментам.
— В какой лоханке? — не понял меня Зырян.
— Ну ванночка детская, пластмассовая, — пояснила я.
— Ну-ка, Марья, давай подробно, что за бабу ты в лесу завалила!
— Да не заваливала я никого, — возмутилась я. — Она сама меня чуть не завалила, боюсь только что как бы следы там мои не остались, ментам потом ничего не докажешь.
— Самооборона? — понимающе хмыкнул он. — Дорогу расскажи подробнее.
— Дорога простая — проезжаешь насквозь Колосовку, за околицей там одна дорога в лес, вот по ней и едешь несколько километров до развилки у кривой сосны. Там оставляешь машину, и справа будет тропинка вглубь леса. По ней километра три — и выйдешь на круглую поляну посередине там костер разложен, а сбоку ванночка с голой бабой.
— С голой? — переспросил он.
— С голой, — подтвердила я.
— Я с тебя фигею, — сказал он и я впервые уловила в его голосе нотки растерянности.
— Зырян, так ты как, почистишь? — снова задала я вопрос.
— Конечно, — вздохнул он. — Сейчас ребят пошлю.
— Тогда я пойду спать, ладно?
— Ладно, — нехотя сказал он. — Ты уж, Марья, не тяни с делом-то, твоя мать мне уж поперек горла стоит.
— Ты ее сам к себе забрал, терпи, — пожала я плечами, отключилась и пошла досыпать.
Утром я проснулась от тянущей боли в ногах.
«Начинается», — с неудовольствием подумала я, соскочила с кровати и побежала в кухню, пока боль не стала невыносимой. В холодильнике я схватила баночку с Оксаниным отваром, нацедила себе стаканчик и выпила. Посидела немного на диванчике, отдышалась и снова залезла в холодильник на инспекцию. Баночек у меня осталось всего ничего — две штуки. То есть сегодня надо бегом нестись сдаваться к онкологам — жить хочу, мочи нет!
Еще немного подумав, я скрепя сердце набрала телефон Лоры — Святоши. Терпеть эту бабу не могу! Ходит вся в черном, бесформенном — ворона вороной, вечно поучает, в хозяйственной сумке, которую Лора носит вместо дамской сумочки — всегда лежит кипа православных брошюрок, которыми она подкрепляет свои нравоучения. Однако она, только она запросто отчитывает любой рак. Господь действительно к ней прислушивается.
— Алло! — послышался в трубке тонкий девичий голосок.
Непосвященный наверняка бы подумал, что это дочь или родственница Лоры, да только я — то знаю — это сама Лора, которой Господь без меры отсыпал такого богатства — нежного девичьего голоска, в службу секса по телефону ее бы вне конкурса взяли! И это при том, что Святоше пятьдесят девять лет.
— Привет, Лора, это Марья.
— Все же позвонила? — хмыкнула она. — Я тебя раньше ждала.
— Зачем? — не поняла я.
— На лечение, глупая!
Мда. У Лоры я категорически не хотела лечиться. Тянула до последнего, да только сколько веревочке не виться… Знаю я методы Лоры — первым делом потребует все имущество на монастырь пожертвовать, потом на голодовку дней на сорок — пятьдесят посадит, и что б каждый день по сотне псалмов спела, и точка! Причем лечить она будет именно в монастыре, так что после сеанса больной отправится не в уют собственного дома, а в келью с соломенным тюфяком вместо перинки. Впрочем, о чем я говорю? Какая келья? В монастыре порядки строгие, там пахать надо от зари до зари, и пофиг что у тебя рак в последней стадии — марш дрова колоть!