Другой парень из нашей школы, Андрюха Шорников, проколол квартиру. После окончания первого курса университета на одни пятерки родители купили ему отличную двухкомнатную хатку, полностью упакованную, а за лето он подсел на героин. Для начала он попродавал мебель и аппаратуру, потом обменялся на однокомнатную, потом на пансионат. Потом я слышала краем уха что Андрюха лишился и его, непонятно где живет и приворовывает из машин. Понятно, что все его высшее образование и закончилось тем самым блистательным годом на первом курсе.
Я не любила наркоманов, считая их отбросами человечества.
Те, кого я знала раньше, постоянно навещали меня со слезными просьбами — дай денег. Я никогда не давала. Одна девица из параллельного класса, Ритка Сомова, пришла ко мне однажды — мол, помоги, ребенок приболел, не знаю что делать. Я разумеется денег дала. Через день ситуация повторилась. Потом вошло в систему. Однажды она и Маруська, моя тогдашняя подружка, столкнулись в дверях. И Маруська поинтересовалась, что это Сомова тут делает. Я объяснила, что у меня проходит благотворительная акция.
«Дура ты», — припечатала Маруська. Оказалось, ребенок у Сомовой и вправду есть, да только она его давно спихнула матери. А сама Ритка плотно торчит на героине.
Я тогда недоверчиво покачала головой — Ритка вовсе не походила на наркоманку. Она была аккуратно одета, накрашена. Однако в следующий раз денег Ритке все же не дала. И что бы вы думали? Она рыдала, становилась на колени, весь этот цирк продолжался больше часа, я уже была не рада что отказала ей. В конце концов Ритка, поняв, что сегодня ей ничего не обломится, встала с колен и хорошенько мне врезала. После чего полила меня отборным трехэтажным матом и понеслась по лестнице, все так же громко матеря меня. А по подъезду, между прочим, соседи ходили… Вот и делай людям добро после такого.
Еще одна девчонка из нашей школы, я ее правда плохо знаю, стоит на дороге, зарабатывая на дозу. У ней свое место есть, на Московском тракте. Я, проезжая, частенько ее там видела, и долго удивлялась — что это она там постоянно машину ловит, пока мне кто-то не объяснил, что она там делает.
Наркоманы — это другая жизнь. Это другое измерение.
Я не хочу так жить!
Подумав об этом, я зарыдала горше прежнего.
Зазвонил телефон.
— Алло, — вяло сказала я.
— Алло! — как всегда рявкнул Зырян. — Что до тебя не дозвониться?
— Дела, — буркнула я.
— Дела у прокурора, — отрубил он.
— А я так, мячики тут пинаю, да? — внезапно окрысилась я. И тут же сделала заметку — немотивированная раздражительность, симптом наркомании.
— Да ладно, не буянь, — неожиданно примирительно сказал Зырян. — На полянке мы почистили, а ты чего нарыла?
— Да движется дело потихоньку.
— Помощь надо?
Я помолчала, подумала и внезапно сказала:
— Нужна! Дай мальчика, а лучше двух, да покрепче.
— Говори что задумала, — потребовал он.
— Сначала в один притон наркоманский в Екатеринграде надо заехать, потрясти там одного фикуса насчет бойфренда этой Лоры, потом к бойфренду домой. Понятно, одна не справлюсь.
— Когда выезжать? — коротко осведомился он.
— Да я-то хоть сейчас, — пожала я плечами, — вопрос в том, как скоро ты мне парнишек дашь.
— А не поздно ехать? — поинтересовался Зырян.
— Ну, если ты поторопишься, то к десяти будем в Екатеринграде. Минут двадцать на притон, и пол-одиннадцатого — вполне приличное время для визитов к бойфренду.
— Тогда спускайся вниз через пятнадцать минут, машину не бери свою, — велел он и отключился.
Отведенное мне время я провела, рисуя на тетрадном листике профиль Вишневского. Получалось очень похоже.
А через четырнадцать минут встала, положила сотовый в карман и двинула вниз по лестнице.
У подъезда стоял джип со знакомым номером, светя фарами. Я недоверчиво на него покосилась, уверенная что обозналась, но тут открылось окошечко и оттуда высунулся Зырян собственной персоной.
— Чего стоишь, садись да поедем, — велел он.
Я забралась на заднее сидение, посмотрела на Зыряна и Толика, его телохранителя, и спросила:
— А где ребята, которых ты мне отрядил?
— Я сам поеду с тобой, — отозвался Зырян.
Я пожала плечами — дело его.
По дороге я подробно рассказала Зыряну про то, чего я накопала.
— Молодец, — уважительно посмотрел он на меня. — Хоть и не нашла ее, но, гляжу, серьезно к делу подошла.
— А куда деваться? — буркнула я, достала маникюрную пилку и принялась полировать когти.
— Слушай, Марья, — пробасил Толик из-за руля, — меня один вопрос мучает.
— Ну? — отозвалась я, не отрываясь от полировки.
— Я вчера ездил на ту поляну. Как та баба-то успокоилась? На теле ведь не ранки, да и на отравление не похоже.
— Молнией ее пришибло, — спокойно ответила я.
— Как молнией? — переспросил Толик.
— Обыкновенно, — я подула на когти, стряхивая мельчайшие опилки и подняла на него взгляд. — Молния в нее ударила под сердце, со спины вышла.
Толик с Зыряном переглянулись.
— Какая к черту молния в декабре месяце? — бормотнул Зырян.
— Фиолетовая, — пояснила я.
Мы помолчали, потом Толик сказал:
— А ведь и верно было там под грудью и со спины два следа каких — то странных.
— Ну, Марья, ты даешь, — только и смог сказать Зырян.
— Да ладно вам, — оборвала я его. — Зырян, я что тебе за уборку должна?
— Девку найди — и в расчете, — как-то задумчиво отозвался он.
Остаток пути мы молчали. Толик следил за дорогой, я дремала. Что делал Зырян, мне видно не было.
Въехав в Екатеринград, Толик меня окликнул:
— Ну, Марья, просыпайся.
Я протерла глаза и недовольно отозвалась:
— Чего надо-то?
— Говори куда ехать.
Я еще раз протерла глаза, потянулась, зевнула и объяснила дорогу. Через десять минут мы были у «Белого таракана». Назвал же кто — то …