— Да к тебе-то я, касатик, претензиев не имею, — бабка наконец понизила голос. — Ты, я вижу, человек культурный… А не якшался бы ты с кровососами, а? — она приложила морщинистую руку к объёмной груди. Другой рукой она, дёргая поводок, пыталась оттащить пуделя, но тот, с набитым штаниной ртом, впал в полную кататонию. — Пристрели его, и вся недолга…
— Да за что вы меня так ненавидите? — от удивления, что незнакомые старушки бывают столь кровожадными, я даже перестал злиться.
— Знай своё место, упырь, — прикрикнула старуха. — Паразиты вы, хуже вшей. Сколько кровушки моей выпили…
— Да не пью я кровь! Я витамины пью. И синтетический гемоглобин.
Это был крик души. Почему меня все принимают за какого-то урода?
Старуха неожиданно замолчала, и удивительно проворно перебирая ногами, подкатилась ко мне и накрыла лицо своей морщинистой пятернёй.
Ладонь была на удивление чистая, сухая и мягкая. Пахло от неё свежемолотым кофе…
— Прощения просим, — через минуту сказала бабка, отняв руку и зачем-то поправив мне воротничок на рубашке. — Поторопилась. Простите старую… Как увидела стригоя без Печати — так прям взыграло ретивое, не удержалась. Сколько мы их в войну колами попротыкивали — страсть.
— В гитлерюгенде были специальные зондер-команды из новосозданных стригоев, — тихо заметил Алекс. — Злые, голодные и безмозглые. Им даже оружия не давали… Мы на вас не в обиде, гражданочка, — склонил голову Алекс и щелкнул каблуками испанских туфель.
— Матрёна Потаповна Фролова, потомственная ведьма, — с достоинством кивнула старуха. — Чистка ауры, привлечение благоприятных эфиров, налаживание контакта с почившими родственниками. Всё в рамках разрешенной магии. Лицензия номер одна тысяча восемьсот два.
И совершенно неожиданно она протянула Алексу вполне современную визитку. Буквы были стилизованы под старославянскую кириллицу.
— Пойду я, — подхватилась она, как только Алекс сунул визитку в карман. — Заболталась тут с вами…
И бабка, прижимая к боку объёмистую кошелку, шустро заковыляла прочь.
— Гражданочка, — позвал Алекс.
— Чегось? — обернулась с готовностью бабка.
— Собачку заберите.
— Воланд! — позвала бабулька. — К ноге.
Чёрный пудель послушно выплюнул штанину Алекса и потрусил к старухе. Взгляд собачьих глаз-бусинок выражал к нам, грешным, полное презрение.
После ухода бабки, отдых на лавочке утратил свою первозданную прелесть. Настроение стремительно падало. Я вновь принялся думать о Мириам, о том, что надо нам с ней поговорить…
— Идём, — Алекс стремительно вскочил. Подхватив папку, выданную Геной, он завертелся на месте, высматривая что-то мне неизвестное.
— Куда?
Из меня словно высосали всю душу. Небо казалось серым, как асфальт, и таким же бугристым. Деревья больше не радовали свежей листвой, а воробьиный писк вгрызался в уши, как высокоскоростное сверло.
— Надо найти таксомотор. Поедем на кладбище.
— Куда?..
— Разговор со старухой натолкнул меня на пару мыслей, — Алекс шагал бодро, пружинисто, я же, несмотря на сытный перекус, плёлся нога за ногу. — Да что ты тащишься, как дохлая мышь?
— Не знаю, — мною овладело полное равнодушие. — А мы куда-то торопимся?
— Так, погоди… — сунув папку под мышку, шеф пощупал воздух вокруг меня. — Ну бабка, — он беззвучно выругался. — Ну стерва…
— При чём здесь старуха?
— Спрошу тебя как колдун колдуна: на тебя когда-нибудь порчу наводили?
— Не припоминаю, — я поёжился. Порча — это хреново. От правильно наведённой порчи можно и кони двинуть.
— Не удержалась всё-таки, старая перечница, — Алекс достал визитку. — Чистка ауры у неё… Привлечение эфиров… Чернокнижница она. Потомственная.
— Почему вы так решили?
— Потому что белые ведьмы порчу не наводят. Даже на стригоев. То-то она тебя углядела! Конкуренции побоялась, вот и накинулась.
— Она же извинилась, — мир будто накрыли серой застиранной марлей. Красок в нём не осталось, запахи сделались тухлыми, а свет солнца вызывал невозможную головную боль.
— Но подарочек напоследок оставила.
— И что теперь делать?
— Да ничего особенного, — пожал плечами шеф. Тяжелая папка у него подмышкой всё время норовила выскочить. — Зажигалку дай.
Сунув руку в карман джинсов, я пошарил, и ничего не нашел.
— Она у вас.
Очень хотелось лечь прямо на траву, свернуться калачиком и перестать реагировать на раздражители.