В лётной кожаной куртке, в простых джинсах и высоких ботинках, рядом с разодетым шефом я казался бедным родственником. Но натуру не переделаешь: ему было удобнее в цилиндре и крылатке, а мне — в джинсах и куртке. Привычка, как говорят — вторая натура.
Тем более, представить, как хожу по городу, среди людей, в шелковом цилиндре и с тростью, я не мог. Куры ведь засмеют.
А шеф — ничего. Ходил. И что характерно: никто над ним не смеялся… Главное — чувствовать себя в своей тарелке, — говорил отец Прохор. А что на тебе надето — майка с логотипом «Металлики», или монашеская ряса — дело десятое. Важно знать, кто ты есть внутри.
Мне кажется, я с этим знанием ещё не определился. Нет, не так… Долгое время я чётко знал, кто я такой: военный переговорщик. Потом, после ранения, я стал бродягой, и чуть не сошел с ума, потому что годами выстраиваемые барьеры, тренированные рефлексы и специфические знания вдруг оказались не нужны…
Потом меня подобрал Алекс, и казалось, жизнь удивительным образом наладилась. Пока мы не столкнулись со старым врагом шефа, Антоном Лавеем. И тут-то всё и полетело кувырком…
— Пришли, — сказал шеф, останавливаясь перед лестницей, которая вела не вверх, а вниз от тротуара.
Я посмотрел на вывеску. Тусклая и неприметная в свете ночных фонарей, она не сверкала неоном, не заманивала яркой картинкой, и судя по названию, отнюдь не обещала приятного отдыха.
— Заупокой, — прочитал я на вывеске. — Это что, бюро ритуальных услуг?
— Пивнушка, — смачно выговорил Алекс. — Сиречь — заведение, в котором отпускают напитки по сходной цене, лицам, достигшим определённого уровня.
— Вы хотели сказать — возраста?
— Что хотел, то и сказал. Будь внимательней, кадет. И главное… — он уже спустился на пару ступеней, и обернулся ко мне, глядя снизу вверх. — Продолжай не расслабляться.
На двери, обклеенной бумагой «под дерево», красовался желтый смайлик величиной с теннисный мяч. Когда Алекс протянул руку, чтобы нажать звонок, смайлик подмигнул и высунув красный язык, плотоядно облизнулся. Стало заметно, что смайлик имеет довольно острые клыки, измазанные нарисованной кровью.
Дверь открылась с замечательным потусторонним скрипом. В нос ударило смесью тушеной капусты и прокисшего пива, а также плесенью и почему-то мокрой собачьей шерстью.
Капуста и прокисшее пиво — это морок, иллюзия, — понял я, как только переступил порог. А вот псина — настоящая.
В дальнем конце просторной комнаты горел камин, от него до самой двери тянулась барная стойка, сработанная из разнокалиберных кусков мрамора и гранита. Не просто кусков, — понял я, приглядевшись. — Это могильные камни, аккуратно подогнанные друг к другу. На многих виднелись потускневшие надписи и портреты с датами.
Однако чувство юмора у здешних хозяев…
С нашей стороны барную стойку дополнял ряд высоких табуретов, а с другой — барменша.
Я моргнул. Даме на вид было за сорок. Громадных размеров грудь рвалась наружу из кружев тонкой батистовой блузки… Что было выше этой груди я разглядел гораздо позже. Поймите меня правильно: нечасто удаётся увидеть столь впечатляющий… объект.
— Стригой… стригой…
Шепот полз по бару, как болотный туман. Увлечённый осмотром барменши, я не сразу сообразил, что направлен интерес в мою сторону. А когда сообразил — невольно потянулся к пистолету.
Ощущение взглядов было почти физическим. Они словно прокалывали кожу, проникая внутрь, в самую плоть… Это было очень неприятно.
— Остынь, кадет, — негромко приказал Алекс. — Просто дай им себя рассмотреть.
— Что-то мне не нравится, когда меня так рассматривают, — буркнул я, подавляя желание спрятаться за спину шефа. Кулаки я держал сжатыми, глубоко в карманах куртки — во избежание.
— Руки, кстати, покажи, — мягко посоветовал шеф. — А то, не ровен час, подумают…
— Может, тогда уйдём?
— Ещё чего, — Алекс снял перчатки, цилиндр, зажал трость под мышкой. — Привыкай, кадет.
— К чему?
— К тому, что не все вокруг лохи, кроме тебя, — и он, не оглядываясь, пошел к барменше.
Я знаю, что Алекс при этом обворожительно улыбался, и протягивал к женщине обе руки… А я, стараясь не обращать внимания на враждебные взгляды, направился к столику в самом тёмном углу.
Лавей меня пометил. Почти превратил в такого же, как он, энергетического вампира. Или, как говорят культурные люди — стригоя. «Почти» — потому что я так и не прошел конечной инициации. Колдун погиб раньше. Но от первой метки меня это не избавило.