— Ублажи меня, я тебе индульгенцию выпишу! — начал умолять он, запамятовав, что это уже не в его компетенции.
Коровин опустил длинные ресницы, подумывая о более близком знакомстве: «Может, сделает главной женой?!» Неожиданно с Папой произошел эпилептический припадок. Пустив пену, он затылком отбил четкую барабанную дробь.
Коровин отшатнулся и чуть не упал со стула. Разлепив веки, он машинально схватил телефонную трубку и важным голосом стал отвечать несуществующему оппоненту:
— Лука Фомич, все будет сделано в срок. Не переживайте.
Не прерывая монолог, он соображал: «Кого там черти принесли?» Дверные петли угрожающе скрипнули, и на пороге появилась толстенная старушенция. Она пыхтела паровозом, пытаясь выглядеть воинственно. Удушливое амбре заполнило кабинет. Так не пахло даже от ассенизаторов, выполнявших самые грязные работы. Коровин сморщился. Он силился понять: старушка разлагается при жизни, или явилась с того света? Пока он втягивал носом воздух, из-за спины бабки вынырнула вторая — сухая, как мумия, с колючими глазами. Старуха придирчиво осмотрела кабинет и уперлась взглядом в грудь Силантия Николаевича.
Жгучая боль пронзила сердце, будто в него вогнали занозу, даже не занозу, а осиновый кол! Сдавленно охнув, начальник ЖЭУ опустился на стул. Коровину хотелось послать старух ко всем чертям, но интуиция подсказала, что не стоит торопиться.
— Здравствуйте, бабушки! — кисло поздоровался Коровин.
Ведьма, что выглядывала из-за подруги, оскалилась. Ее одиноко торчащий зуб выглядел устрашающе.
— Как вам не стыдно?! Совсем совесть потеряли! Какие мы бабушки? Нам до пенсии еще пахать и пахать!
Коровин пригляделся. Действительно, кочерыжки оказались не совсем древними. Так, немного временем подпорченные, но еще вроде ничего себе — из разряда девочек одряхлевших, нафталином припудренных. Он смутился, лихорадочно застучал по столу пальцами.
— Простите, голубушки! За составлением мудреных графиков зрение посадил. Потому и воспринимаю все в искаженном виде.
Бабки уселись на стулья, заерзали и стали шептаться. Согласовав план действий, упитанная старуха, то есть обрюзгшая девушка, выудила из кармана пальто сложенный тетрадный лист.
— Чтобы не забыть чего, я на бумажку все записала, — грозным голосом она начала перекладывать свои проблемы на плечи Коровина: — Кран течет на кухне — раз! Смывной бачок не работает — два. Приходили ваши оболтусы, поковырялись, да так и оставили, как есть…
Коровин понимал, что жалобам не будет конца и хотел уже сослаться на занятость, но тут звонким кипятком брызнул телефон. Силантий Николаевич приложил трубку к уху.
— Начальник ЖЭУ-13 слушает!
Телефонная трубка заговорщицким голосом сообщила:
— Коровин, к тебе ходоки нагрянут. Будут жалобы предъявлять да на нервы капать. Не вздумай ерепениться, это комиссия замаскированная. Проверяют, кто и как с населением работает.
— С кем имею честь...
— Папа Римский!
Силантия Николаевича словно подменили.
— Утомились поди, родненькие? — Не дожидаясь ответа, он крикнул в никуда: — Сделай нам чаю с баранками!
Коровин глядел на старух и силился сообразить: из какого ведомства те пожаловали? В голову лезли разные варианты: от выше стоящего начальства до комитета госбезопасности. Набрав в легкие воздуху, он проворковал:
— Простите, не знаю, как звать-величать. Вы бы хоть представились, красавицы!
На красавиц старушки не тянули, это он так — леща пустил. Если быть предельно честным, то в гроб краше кладут! Но чего не сделаешь, чтобы показать себя в лучшем виде. Постные рожи жалобщиц засияли, запах в кабинете усилился. Коровин обмахивался газеткой, но голова уже пошла кругом.
— Неужто не признали?
Коровин напряг зрение, но не узрел ничего нового. Одна походила на обрюзгшую бабу Ягу, другая — на череп с таблички «Не влезай — убьет!» Коровинские извилины переплелись и трещали. Костлявая старуха прояснила обстановку.
— Соседские мы. Живем в доме, к вашему участку прикрепленному! Каждый день мимо ходим.
«Туман пускают, окаянные! Пытаются бдительность усыпить. Хрен вам, не на того напали!» — Коровин вышел из-за стола.
— Снимайте пальтишки, сейчас чаевничать будем да проблемы насущные решать! — плеснул он елеем.
Таким добрым и отзывчивым его сроду никто не видел.
Секретарша толкнула дверь бедром и вкатилась в кабинет. Поставила угощение на стол, улыбнулась, приглашая отведать, что бог послал. На огромном подносе исходили паром три чашки, рядом с ними, на блюде, лежали бублики и шоколадные конфеты. Бабки не заставили себя упрашивать. Чмокая беззубыми ртами, они принялись уплетать подношение. С притворным умилением Коровин глядел на них и искал в столе блокнот.
— Вы пейте, пейте и говорите, что нужно сделать. Я запишу и приму срочные меры.
Он терпеливо выслушал претензии, при старухах дал нагоняй подчиненным и распорядился немедленно устранить проблемы.
— Святой вы человек, Силантий Николаевич! Мы думали, что о вас ничего доброго при жизни не скажешь. — Бабки распихали по карманам конфеты и исчезли так же внезапно, как и появились.
Коровин подошел к окну и выдохнул. «Пронесло! Хорошо, что сразу не попер их! Осторожнее надо быть с посетителями. Мало ли что», — он хотел врезать граммов сто коньяку, но ему помешал скрип дверных петель.
— Можно?
Силантий Николаевич недовольно скривил лицо.
Фильдеперсовая гражданка в кожаном плаще и шляпе с широкими волнообразными полями вошла и стала рыться в ридикюле.
— Оставьте меня в покое! Не видите — я занят! — взорвался Коровин, вымотанный проверочной комиссией.
В этот самый миг над его головой сгустились тучи.