— Обживайтесь! Чувствуйте себя как дома! — Она поправила хорошо уложенные волосы и удалилась.
Коровин пробуравил ее взглядом и стал ковыряться с дверью.
Преждевременно состарившийся работник ЖЭ осмотрел новое пристанище. Скудный интерьер казенных апартаментов не сулил ничего доброго. К дверному косяку жался кособокий шифоньер; одну ножку заменял кирпич. Тумбочка рассохлась и давала возможность заглядывать в нее, не открывая дверцу. Честно говоря, дверца отсутствовала вообще. Панцирная сетка на койке провисла и почти касалась пола. Убранство дополняли многое повидавшие на своем веку портьеры. Застиранные и вылинявшие, они умоляли не касаться их, ибо могли рассыпаться. Собственно, это было лишним — солнце свободно проникало в комнату сквозь многочисленные, ассиметрично расположенные на них прорехи.
Утро началось энергично. Пионерский горн заставил Коровина подпрыгнуть на кровати. Не разумея, что происходит, он выглянул из палаты. По коридору бежали, толкая друг друга локтями, жильцы дома престарелых. Их сосредоточенные, напряженные лица не выражали сытости и довольства.
— Новенький? — спросил сутулый дедок и остановился напротив Коровина. — Бегите за мной! Тем, кто отлынивает от утренней зарядки, грозят исправительные работы!
Двухметровый верзила в спортивном костюме измерял плац хозяйским шагом. Старики построились в две шеренги.
— Внимание! Слушай мою команду! Коленочками стараемся достать до подбородка. Попрошу не филонить, я всех вижу! Резче движения, резче! Раз, два! Раз, два! — Верзила ходил вдоль строя, пожевывая свисток.
Коровин послушно задрал ногу, но не удержал равновесие. По принципу домино, посыпалась вся шеренга. Физрук не дал никому опомниться и скомандовал:
— Кто не устоял, принять упор лежа! Всем — по пятьдесят отжиманий. Время пошло. И раз, и два!..
На счете «три» несколько человек остались лежать на асфальте.
— Симулянты лишаются завтрака! — обрадовал их физрук.
Разминка кончилась, взбодренные старики трусцой засеменили в столовую. Там их встретил ветеран сцены. Когда все уселись за столики и загремели тарелками, он запел приятным баритоном:
— Из полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога…
«Соловьиную рощу» сменил Матросский танец. Выступление пожилого артиста напоминало агонию. Старики подбадривали его сопением и сухим кашлем.
Измочаленный отдыхом и оздоровительными процедурами Коровин лежал на кровати. Внезапно из-за шкафа выплыли две тени. Оторвавшись от стены, они с грохотом упали на пол и приобрели объемные формы.
— С новосельем, дружище! — Бонапартье и Адольфус бросились к Силантию Николаевичу. — Обживаешься? Вот и молодец! Помни, мы всегда рядом. Если возникнут какие-то неурядицы, то поможем их устранить. Кстати, ты так и будешь ходить в столовую или хочешь, чтобы еду носили в палату?
— Лучше в палату. Не люблю, когда в тарелку заглядывают. Еще бы от физкультуры освобождение получить...
Коровин не успел закончить, как острая боль согнула его пополам. Затем тело обмякло и вытянулось. Коровин не сразу понял, что произошло. Он хотел присесть, но у него не получилось.
— Классик прав: «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно…» Но, в любом случае, будет именно так — мучительно и больно, — Адольфус погладил обездвиженного Силантия Николаевича по голове. — Ну вот, теперь персонал вынужден кормить тебя с ложечки. Как барин устроился! Наслаждайся комфортом! Извини, у нас много дел.
Удовлетворив желания подопечного, ангелы вылетели в окно.
— Черт бы вас побрал! — заплакал Коровин.
Симпатичные старушки, с восхищением описанные Канабисом, игнорировали общество скверно пахнущего паралитика. При случайной встрече они опускали глаза, торопясь прошмыгнуть мимо. Упитанная неопрятная нянька вечно ворчала. По пансионату она бродила в марлевой повязке — не потому, что соблюдала гигиену, а из-за своей пугающей внешности.
Говорили, что паспортистка, вклеивая ее фотографию, сошла с ума. По причине некрасивости, нянечка не являлась женщиной в физиологическом смысле. Некоторые смельчаки пытались ее осчастливить, но водка кончалась раньше, чем наступало возбуждение. В ее жизни встречался человек, который совершенно не интересовался ни возрастом, ни внешностью, ни полом. Но и он, изрядно приняв на грудь, признал, что это выше его сил! Из-за сексуальной неудовлетворенности старая дева была раздражительна и зла. Она проклинала выпавшее на ее долю испытание, чем умножала скорби Коровина. Из ее слов вытекало, будто он — наказание божье, посланное ей по нелепой ошибке.