— Ну что, выйдешь за меня?
Кира вскрикнула, протерла глаза. В комнате было темно и пусто. Осенний ветер колыхал штору, создавая видимость, что за ней кто-то прячется. С того дня горбун стал являться Менделеихе каждую ночь.
Даже самые циничные, ни во что не верящие люди порой испытывают животный страх. Он убивает уверенность, сея в душе смятение. Пытаясь оградиться от этого состояния, человек совершает несвойственные ему поступки.
Кира полагала, что одиночество играет с ней дурную шутку и закрутила роман с чернявым грузчиком Василием. Она переселилась в его квартиру. Союз обоим пошел на благо: к Менделеихе вернулись прежняя уверенность и жизнелюбие, а у Василия появилась возможность ежедневно прикладываться к стакану.
Муж Менделеихи любил читать и знал абсолютно все. Правда, многое путал. Это был грузчик-эрудит с тяжелыми провалами в памяти или, скорее всего, психическими расстройствами. Иногда с тяжелого похмелья он забывал собственное имя. Вернее, думал, что он не Вася, а совсем другой человек; ходил по квартире в исподнем, напевая арии — мерещилось ему, что он известный тенор, а то садился за стол и начинал строчить указы. В моменты придури Кира беспокоить мужа не решалась: в образе государственного деятеля Вася был непредсказуем.
Завихрения имели свою прелесть. Кира, не изменяя мужу, переспала со всеми знаменитостями. Бывало, прижмет ее Вася ночью и чужим именем назовет. Менделеиха поначалу думала, что муж гуляет втихаря, но быстро догадалась: он в образе.
— Дездемона моя ненаглядная, — томно говорил он ей. — Молилась ли ты на ночь?
Любовные забавы носили в себе некую театральность, позволяли Кире побывать в чужой шкуре, ощутить сопричастность к искусству. Однажды Василий крепче обычного обнял ее и ласково пропел:
— Гоша, друг мой сердечный!
Кира понятия не имела о своеобразных отношениях, царящих в закулисном мире, и приняла это за вызов; ей вспомнился Воробей, насилующий соседа-пианиста. С того момента из окон их квартиры частенько слышалась брань, но сор из избы молодожены не выносили. По какому поводу возникали скандалы, оставалось тайной за семью печатями. В один прекрасный день Василий исчез. Просто исчез! Растворился, как соль в воде. На все вопросы Кира отвечала одно и то же: «Ушел на рыбалку и пропал!» Василия искали, но так и не нашли. Вместо него в квартире появился здоровенный черный кот.
Жизнь на окраине текла, как и прежде, — тихо и однообразно. Руфин выписался из больницы и угодил под уголовное расследование. Студент ничего не помнил, на допросах пожимал плечами, выкатывая удивленные глаза. Суд признал его виновным, но учел состояние аффекта. Срок Руфину дали условный. Учебу студент забросил, жить с родителями отказался. Потихонечку спиваясь, он подрабатывал где придется. Компанию ему составляли Маринка Ляхова, потаскуха из соседнего подъезда, да Вовка Прыщ, такой же лентяй и ханурик.
День за днем шли годы. На отшибе ничего не менялось, если не считать регулярно переезжающих в царствие небесное старожилов и выросших рядом с развалюхами новостроек. Историю с Гришкой забыли, заодно вычеркнув из памяти тайну исчезновения сожителя самогонщицы.
Дождь давно кончился, но пожилая женщина не спешила складывать зонт. Прикрываясь им от взглядов редких прохожих, она семенила мелкими шажками вдоль промокших зданий и напоминала побитую жизнью крысу. Юркнув в закоулок, она свернула к обветшалому двухэтажному дому. В подъезде сунула сложенный зонт под мышку и стала подниматься по лестнице. Лампочки перегорели, приходилось нащупывать ступеньки ногой.
Неожиданно перед ней вырос мужской силуэт. Не раздумывая, она выхватила из кармана аэрозольный баллончик. Едкая струя с шипением ударила в лицо незнакомца. Не по возрасту резво тетка пнула мужика в пах.
— Развелось хулиганья, в подъезд войти страшно!
Она обошла скорчившегося насильника.
— У-у-у! — выл мужчина. — Кира Петровна, когда ты свои дурацкие штучки прекратишь?! Евнуха из меня сделала! — мужик скрипнул зубами. — Откуда в тебе такая жестокость?
— Сеня, ты что ли? — удивилась Менделеиха. — Чего в подъезде притаился? Зачем людей пугаешь?
— Тебя жду! — Сидя на корточках, Руфин раскачивался с пятки на носок и тер глаза кулаками.