Аида, взвесив все «за» и «против», решила, что терять нечего. Задрала халатик и наклонилась. Любуясь миниатюрной фигурой жены, Иван Петрович достал из портфеля футляр со шприцем.
— Ой! — вскрикнула Аида, приложив проспиртованную ватку к игрушечной попке. — А вдруг этого будет недостаточно?
— Не волнуйся, милая! — Бесславный опустил футляр на пол и показал запасной шприц с волшебной жидкостью.
Месяцы, проведенные в подвале, научили Аиду выживать в любых условиях. Она легко взбиралась на кухонный стол, диван и другие, с виду недоступные ей места. Ночью она думала о том, что на этот раз, если и случится конфуз, то он коснется обоих. Дождавшись, когда Иван Петрович уснул, Аида вскарабкалась на письменный стол. Привязала к спине шприц и подкралась к мужу. Бесславный спал, не подозревая о замыслах любимой.
Аида осторожно сняла шприц и воткнула его в плечо супруга. Иван Петрович схватился за место укола. Он чуть не прихлопнул жену, но не проснулся. Кратковременная боль лишь изменила ход сновидений.
Утром Иван Петрович обнаружил отсутствие вакцины.
— Аида, а где второй шприц?
— Выкинула! — соврала она. — Хватит экспериментов! Если не будет перемен, останусь коротышкой. Я уже смирилась.
Спустя неделю, на Аиде лопнул самодельный лифчик, а Иван Петрович почувствовал вялость и нежелание подниматься с постели. Организм профессора мутировал, превращая сравнительно крепкого мужчину в старика. Бесславный с непониманием глядел в зеркало и отмечал резкие перемены во внешности. Если Аида не успевала менять одежды по причине необузданного роста, то Иван Петрович хирел. Передвигаясь по квартире, он испытывал боль в суставах. Его кожа покрылась бурыми пятнами, волосы выпадали и клочьями оставались на подушке. В институте Бесславный больше не появлялся. Аида хорошела! Выходя во двор, она поражала соседей цветущим видом.
— Йоду надышалась! — шушукались старухи, с завистью поглядывая на жену профессора.
Высохший и пожелтевший Бесславный неподвижно лежал на кровати. Неожиданно он захрипел и вытянул костлявые ступни. Убедившись в смерти мужа, Аида вышла на балкон, жадно вдохнула утреннюю свежесть. Начиналась новая жизнь!
Предрассветная медь неторопливо растекалась вдоль горизонта. Заполнив собою широкие бульвары и дворы, она покрыла кромку облаков пунцом. Млечный Путь бледнел, превращаясь в прозрачную стеклянную пыль. Не в силах сопротивляться натиску солнца, он окончательно растворился в небесной бездне.
Вторая молодость убила в Аиде интерес к похотливым молодым голодранцам, кобелиной сворой увивающихся за ее точеной фигуркой, также пропала тяга к умудренным опытом мужчинам. Она сама не знала, чего хотела — раздражало излишнее внимание. Избегая отдыха в людных местах, Аида предпочитала уединение и нагишом загорала в стороне от городского пляжа. Сомлев на солнце, она побежала к реке. Вода остудила упругое, стройное тело. Аида взвизгнула, окунулась и поплыла, по-собачьи загребая руками. Внезапно кто-то обхватил ее за талию и, случилось то, о чем она тайно грезила и чего старательно избегала. Все произошло так молниеносно, что женщина некоторое время находилась в прострации. Она пыталась удержать похитителя чести, но тот легко выскользнул из объятий, подарил букет из пузырей и скрылся на глубине. Кто это был, так и осталось загадкой. Вдова профессора выбралась на берег. Отдыхать расхотелось. Набросив платье, она уехала в город. Вскоре появились первые признаки беременности. Чтобы рождение ребенка не вызывало кривотолков, молодая женщина закрутила интрижку с назойливым ухажером. Удовлетворив плотские желания, тот перестал с ней общаться. Собственно, ей этого и требовалось.
Аида поглаживала выпуклый живот и прислушивалась к зародившейся под сердцем новой жизни. В середине беременности она обратила внимание на то, как человечек, живущий в ней, обожает классическую музыку. Аида включала радиолу и удобно устраивалась в кресле. Дитя, завороженное вальсами Штрауса и фугами Баха, замирало и по окончании мелодии барабанило ножками в материнской утробе.
Роды прошли благополучно, подарив Аиде розовощекого карапуза. Он очень быстро заявил о себе, как о личности одаренной, можно сказать — гениальной. В шесть месяцев Левушка, как нарекла его вдова, встал на ноги и пошел, в десять — сплясал лезгинку. Вместе с появлением зубов у него обнаружились задатки художника. Стоило недосмотреть, как, справив нужду, он тут же принимался расписывать обои дурно пахнущими арабесками.
Регулярно делать ремонты молодая мамаша не имела возможности. Предохраняя стену от очередной фрески, она повесила над горшком огромный кусок зеленовато-бурой клеенки.