Выбрать главу

Василий Илларионович полмесяца провалялся на больничной койке. Стараясь забыть об инциденте, он выбросил женские наряды и уехал в экспедицию.

                                     III. ДОМОФОН

Интерес может вызывать самая банальная вещь, если на нее посмотреть с другого ракурса. Проявив смекалку, обыватели находят ей совершенно иное применение. Мужики в деревнях и селах испокон веков музицируют на ложках и пилах, бреются топором, а если верить сказкам, — варят из него кашу. Более цивилизованные городские жители втыкают в радиосеть электробритву и слушают новости, белят пылесосом потолки. Любители выпить заливают в стиральные машинки брагу, существенно ускоряя процесс брожения, а уж сколько кастрюль-скороварок алкаши приспособили для самогоноварения! Стоило в подъездах многоэтажных домов появиться домофонам, и смышленые старушки стали использовать их как телефон. Надоест им коротать на лавочке время, наберут номер квартиры и болтают с подружками, пока языки не опухнут.

Желание удивить надоевших собеседниц оказалось настолько сильным, что Губина защелкала по кнопкам домофона с прытью секретаря-машинистки. Старуха прислушалась к сигналам из переговорной панели и недовольно покачала головой.

— Вечно гулены дома нет! Мать звонит, волнуется, а ей хоть бы хны!

— Кому звонишь-то?

— Дочке в Москву! — с гордостью ответила Лукерья Ниловна.

Облепившие скамейку бабки переглянулись. Так уж повелось, что добрые соседи всегда сочувствуют чужим неприятностям, а если их нет, то с удовольствием исправляют эту оказию. Валентина Квашина — буфетчица на железнодорожном вокзале — ехидно усмехнулась. Она предвзято относилась к окружающим, видя в них потенциальных покупателей, которых необходимо обсчитать и обвесить. Конфликтовать с ней во дворе не решались. Зычный голос Валентины с легкостью заглушал пожарную сирену и быстро гасил пыл собеседника. Буфетчица косо глянула на старуху.

— Ты бы, Ниловна, еще на тот свет позвонила! По этой штуке с соседним подъездом-то не свяжешься.

— Много ты знаешь! Я вчера час с дочерью разговаривала!

Никакой дочери у Губиной отродясь не было, но ее ложь прозвучала настолько убедительно, что кандидатам в депутаты стоило бы взять у нее уроки. Настырная старуха снова набрала номер.

— Алло, алло! Здравствуй, милая! Наконец-то тебя застала! — Губина свысока посмотрела на посрамленную Валентину, отчего та смутилась. — Алло, алло!.. Надо же, опять связь прервалась. Видать, на линии ремонтные работы ведутся.

Считая себя полностью реабилитированной в глазах соседок, Губина поправила косынку, франтовато повязанную на дряблой шее. Присела на скамейку и заелозила по ней, будто выбирала место помягче. В ее душе проснулись бесы. Окаянные духи лишали покоя, толкали к активным действиям.

— Что ты, Валя, про тот свет говорила? — Уязвленное эго старухи требовало возмездия. — А если дозвонюсь, что тогда?

От нее исходила такая агрессия, что продолжать спор самоуверенной буфетчице расхотелось.

— Ох, бабоньки, у меня же молоко на плите! — нашлась она.

После ухода Валентины Губина не знала, куда выплеснуть остатки желчи. Ей не терпелось и хотелось выкинуть какую-нибудь экстравагантную штуку. Не в силах справиться с собственной дурью, она засеменила к крыльцу и наугад ткнула в облупленные кнопки.

— Скажите, как попасть на тот свет? — громко, чтобы слышали все, спросила Лукерья Ниловна.

Динамик захрипел и язвительно произнес:

— Очень просто. Считай, ты уже там!

— Что за глупые шутки? Вы кто? — голос старухи дрогнул.

Динамик злорадно засмеялся.

— Твоя доченька, мама!

Потрясенная старуха медленно повернулась к замершим соседкам. Вокруг нее все замелькало, завертелось; уши заложило так, что уличный гул стал удаляться и вскоре исчез совсем. Закручиваясь по спирали, Губина рухнула на асфальт. Остекленевшие глаза ее остались открытыми, будто высматривали кого-то. По щеке скатилась одинокая слезинка.

Валентина долго ковырялась с замком. До сих пор никто и никогда в жизни не унижал ее достоинство, тем более при ком-то, ну если не считать убитой профессором собачки. Вызывающее поведение старухи негативно отразилось на душевном состоянии. Чтобы побороть волнение, Квашина приняла валокордин. Она собиралась прилечь, как сигнал домофона нарушил планы. Валентина сняла трубку. Из нее самодовольно зажурчал голос Лукерьи Ниловны. «Издевается, змея подколодная. Никак посильнее ужалить решила!» — Квашина выдавила из себя сгусток грубости и сарказма. Она и предположить не могла, что начнется во дворе после ее ответа.