— Совсем обнаглели! — возмущалась она, испытывая при этом странное удовольствие.
Ревнивые жены с ненавистью наблюдали за происходящим. Оставшаяся безызвестной домохозяйка звякнула куда надо и вмиг прекратила растление мужей. Очередной поход за почтой закончился для Смеховой плачевно. Бригада медиков врасплох застала обнаженную нимфу.
— Что вы себе позволяете? — отчаянно отбивалась девушка.
В клинике Смехову кололи препаратами, вызывающими апатию. После инъекций ломило суставы, а мысли умирали, так и не родившись. В палате с ней лежала Квашина, понурая женщина с окостеневшим взглядом. Вела она себя тихо, не доставляя беспокойств. Аня не догадывалась, что соседка по палате во время лечения обнаружила у себя уникальные способности: она отчетливо видела будущее. Ясновидящая тщательно скрывала свой дар, небезосновательно опасаясь последствий: «Дрянные людишки! Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Настучат врачам, а тем только дай повод поглумиться!» Однажды перед сном Квашина не удержалась, подсела к Ане и доверительно шепнула:
— В скором будущем, крошка, ты оторвешь голову великому русскому писателю. А до этого посодействуешь его рождению!
«Какую голову? Какому писателю? Чушь какая-то!» — Смехова не придала значения бреду сумасшедшей, укрылась с головой и мысленно обратилась за помощью к Богу.
Будто услышав ее мольбу, в конце августа ворота психоневрологического диспансера распахнулись и отпустили Аню на все четыре стороны. Вчерашняя мессалина решила начать жизнь с чистого листа, устроилась работать почтальоном и вела замкнутый образ жизни. Единственное, что могло вывести ее из равновесия, так это касание чужих рук: уж больно дурные воспоминания были связаны с ними.
Пока Аня привыкала к роли затворницы, в клинике бурлили страсти. Во время обхода Квашина схватила врача за грудки.
— Когда меня выпишут, товарищ Серпский? Я уже вполне нормальная! Меня покупатели в буфете ждут!
Доктор с трудом вырвался из цепких рук.
— Судя по поведению — никогда! — отрезал он и удалился.
В спину ему неслись проклятия, из которых он разобрал лишь то, что скоро окажется жертвой собственной блажи.
V. ТИХАЯ ЗАВОДЬ
Сколько вытоптанных лихолетьем сел по Руси-матушке раскидано, сколько народу в них живет и умирает — ни одна перепись ответа дать не может. Посидят в кабинетах чиновники, прикинут, что к чему, и напишут в документах приблизительную цифру. Кто их проверит? У каждого начальника своих забот хватает, да и не уследишь за всеми. Взять, к примеру, село Тихая Заводь. Молодежь давно разбежалась по городам и весям, старики в землю зарылись, оставив после себя кособокие пеньки избушек с заколоченными крест-накрест окнами. Дорогу к селу дождями размыло да лихими ветрами развеяло. Добраться до него можно было на воздушном шаре или на почтовом мотороллере. Раз в месяц Аня привозила для семейной пары пенсию и необходимые продукты.
Шкурниковы были на удивление крепкими. Высокие и сухощавые, они кряхтели, как деревья на ветру, стойко выдерживая любые катаклизмы. Дмитрич, дед семидесяти с лишним лет, без дела сидеть не мог. Он то поправлял забор, то колол дрова и складывал их в поленницу, то уходил ловить рыбу, коей в местной речушке водилось великое множество. Его жена, Евдокия, с утра до позднего вечера копошилась по хозяйству. Привязав на лугу комолую буренку к вбитому в землю колышку, она кормила кур и гусей, пропалывала грядки или стирала свои да дедовы панталоны. Полинявшие, штопанные во многих местах портки трепыхались на ветру, как корабельные флаги.
— Кому семафоришь, старая? — подтрунивал над женой Дмитрич, пуская едкий дым от самокрутки.
Евдокия игриво подпирала кулаками тощие бока.
— Авось, заметит добрый молодец хозяюшку работящую да замуж возьмет!
Она подсаживалась к мужу на почерневшую скамейку, и они погружались в воспоминания того, чего никогда не было, а если и было, то совсем не так, как они вспоминали.
Все чаще их разговоры переключались на тему собственных похорон. Старики проявляли буйную фантазию, в мельчайших деталях расписывая ход траурной процессии, прощальные речи и поминальный обед, на котором им не суждено присутствовать по известным причинам. Перебивая друг друга, уточняли меню, количество гостей и подсчитывали: сколько будет выпито водки.
В беседе они забывали, что кроме них в округе нет ни одной живой души, не считая домашней живности. Где-то в городе жил их единственный сын, но он навещал родителей так редко, что воспоминания о нем хранил лишь потрепанный семейный альбом. Старики иногда доставали его из сундука. Положив на колени, листали толстые серые страницы. Поблекшие фотографии, кое-где с кляксами жирных пятен, возвращали память в безвозвратно ушедшее время. Разглядывая снимки, Евдокия вздыхала.