Бес с силой треснул Пешкина в простату, и того заштормило от похоти. Девушка пыталась улизнуть, но одуревший старик схватил ее за лодыжки. Не осознавая, что творит, он лобызал ее туфли. Сплюнув собранную губами пыль, Пешкин уперся лбом в колени почтальона, его руки полезли выше. Отрывисто дыша, он выкатил безумные глаза. Небо за окнами потемнело и ахнуло от возмущения. Хлынул дождь. Капли крови заляпали стену и пол, стекали по ногам почтальона. Смехова бросила кухонный топорик, непонятно как оказавшийся в руках, в суматохе прихватила выданные деньги и выбежала вон.
Аню вызывали в милицию, но она категорически отрицала свое причастие. Убийство Пешкина списали на ограбление и закрыли как нераскрытое.
VIII. ХЬЮМИДОР ЦЫГАНСКОГО БАРОНА
Раскаленными пальцами солнце водило по обнаженным спинам археологов. Ни ветерка, ни тучки на небе, лишь зной, плывущий над выжженной степью. Стрекоча короткими очередями, кузнечики наблюдали за студентами, ковыряющимися в неглубоких ямах.
— Осторожнее, осторожнее! Возьмите щеточку. Видите, здесь явно просматривается какой-то предмет. Не повредите его, он может представлять величайшую ценность. — Пискарев поправил соломенное сомбреро и потерял интерес к археологии.
Обмахиваясь газеткой, профессор мечтал о холодном пиве, раках и прохладной осени. Его грезы прервал радостный возглас:
— Василий Илларионович, смотрите, что я нашел!
Парень с льняными волосами поднял над головой вещицу в полусгнившем кожаном чехле. Борясь с ленью, Пискарев подошел, неохотно взял найденный предмет и освободил его от кусков истлевшей кожи.
— Не может быть! — с удивлением воскликнул профессор, рассмотрев находку.
Все тут же бросили работу и устремились к нему.
— Друзья! — голос Пискарева дрожал. — Это хьюмидор — шкатулка для сигар. На нем сохранилась медная пластинка с гравировкой: «Васе Черному от кочевого братства». Я думаю, эта земля таит в себе много интересного! Мослы цыганского барона собакам скормите, они ценности не представляют. Обратите внимание на золотые украшения. Кольца, браслеты непременно должны присутствовать в захоронении. Прошу вас не прятать их по карманам, я все равно узнаю! Ступайте работать. До обеда еще целый час!
Студенты нехотя расползлись по норам.
Пискарев открыл хьюмидор. В нем лежала дюжина обернутых фольгой сигар. Профессор взял одну и закурил. Ароматный дым наполнил легкие. Пискарев закашлялся. «Хороша! На кубинскую похожа, зараза! — проанализировало левое полушарие мозга. — Раньше табак химией не обрабатывали, не то, что нынче!» — подвело итог правое. Тело стало легким, почти невесомым. Пискарев заметил, как изменился окружающий мир. Откуда-то доносилось бренчание гитары. Из ямы вылез цыган в шароварах и красной рубахе, стянутой кушаком.
— Солнце сходит с ума. — Он протянул Василию Илларионовичу фляжку. — Выпей, мора, полегчает.
— Голова будто чужая! — пожаловался профессор и сделал внушительный глоток. — Ты где такой коньяк раздобыл?
— Давеча залетный барин расщедрился. Приглянулась ему наша Роксана! Сватался, деньгами сорил!
— Так у нас нет никакой Роксаны, одни чавэлы! — Пискарев хмыкнул, сложив брови домиком.
— Барин ошибся малость — Чадра, ради смеха, в платье женское обрядился. Мы и разыграли комедию. А ты, мора, в это время коней в деревне воровал. Потому и не в курсе!
— И что же?
— А ничего! Пропили Чадру и все дела. Даю слово — вернется он, не переживай. Сопрет все, что утащить сможет, и вернется!
Пискарев абсолютно перестал соображать. Бредовые картины сменялись временным прояснением рассудка. Он не мог понять: происходит ли это наяву или же мерещится? Вскоре видения исчезли, остались головная боль и сухость во рту. Профессор глянул на часы, нахлобучил соломенную шляпу. У места раскопок валялись лопаты и футболки с разводами от пота. Беззубый череп на кучке костей караулил это богатство. Со стороны реки доносились крики студентов. Пискарев задумчиво посмотрел на хьюмидор и убрал его в портфель. «Пора завязывать с экспедициями, — решил он. — Возраст дает знать о себе!»
IX. ТАКСИДЕРМИСТ
Обшарпанный комод с бредущей по нему вереницей фарфоровых слоников забился в угол и на протяжении всей жизни ни разу не покидал свое место. Отражая в себе убогий интерьер жилища, у противоположной стены пристроилось старинное зеркало с потускневшей амальгамой. Безразлично взирая на окружающую дейст-вительность, оно иногда сияло, целуясь с электрическим светом. Фикус Бенджамина вдыхал спертый воздух пыльными листьями. Забыв о былой изящности, он не требовал внимания. Сквозь неплотно зашторенные окна на него падал солнечный луч, но это не приносило радости. Фикус вял, пребывая в хронической тоске. Уже несколько дней компанию ему составляло обглоданное яблоко. Оно лежало в кадке около ствола. Сухая земля жадно сосала остатки его соков, превращая ржавый огрызок в костлявую мумию. Тишина, распиленная тиканьем часов, дополняла унылую картину. И только свежие окурки, облюбовав морскую раковину, указывали на то, что жизнь продолжается!