- Гусей? Два десятка не больше. Ути есть… Свиней пять голов… Буренок около того… - нянюшка говорила тихим протяжным голосом. – Нашей усадьбе хватает. И яичко есть, и молочко, и маслице… Небогато живем, мои красавицы, небогато… Сами ведь знаете…
Я слушала ее, а мои веки слипались все сильнее, наверное, действовали порошки, которые оставил доктор.
Проснулась я от того, что кто-то громко кричал под окнами. Сначала я не поняла, что происходит, а потом память начала стремительно возвращаться. Мы в прошлом! На улице кто-то ругал свинью, которая похоже вырвалась из сарая и теперь барахталась в своей любимой луже.
- А я так надеялась, что мне это приснилось… - услышала я хриплый ото сна голос Тани. – Эх…
Голова все еще немного болела, но в этот день лежать я не собиралась. Нужно было осмотреться, и начинать что-то делать. Или мы найдем отсюда выход, или начнем новую жизнь, как бы тяжело ни было об этом думать.
- Ну что, пойдем сегодня на разведку? – я повернулась к подруге, и та сразу же кивнула.
- Конечно. Еще один день в постели я не вынесу.
В дверь постучали, и в комнату заглянула уже знакомая нам Глашка.
- Барышни, чаи будете или молочка парного?
- Мы хотим встать и нормально позавтракать. За столом, - сказала я, потягиваясь. – Хватит лежать.
- Ой, как хорошо! – всплеснула она руками. – Сейчас я водички теплой принесу! Умоемся, оденемся… Хорошо как, барыньки!
Девушка исчезла за дверью, а Таня тихо сказала:
- Знаешь что, барынька, нам нужно привыкать друг друга называть теми именами, которыми девиц этих звали. Иначе будут неприятности.
- Да ты права, - с этим я была полностью согласна. – Софья Алексеевна. Теперь только так.
Глашка принесла теплую воду, налила ее в кувшин, и мы с Таней по очереди умылись. Тем временем девушка достала из шкафа нижнее белье, при виде которого у меня начался приступ изжоги. Итак, никаких даже завалящих панталон! Просто льняная сорочка! Отлично! Кроме сорочки еще были чулки и корсет из мягкой ткани со шнуровкой.
По лицу подруги я поняла, что мириться она с этим точно не будет, а значит, в скором времени у нас точно появится нижнее белье. Нет, а как зимой? В одной рубашке да с голым задом много не побегаешь.
Верхние платья были темного цвета, видимо, еще соблюдался траур. Двигаться в них оказалось не так уж удобно, и я боялась, что буду спотыкаться, наступая на подол.
Когда Глашка причесывала нас, я наконец-то как следует рассмотрела себя в зеркале. Было так непривычно видеть чужое отражение, что я с трудом боролась с желанием провести по поверхности стекла рукой. Милая брюнетка, с приятной девичьей внешностью… Ничего особенного… Как сказала Таня – хорошенькая.
Направляясь в столовую, мы молчали, думая каждая о своем.
- Нужно что-то с исподним делать, - первая заговорила Таня. – И с бровями… А то как первый Генеральный секретарь ЦК КПСС.
- Брежнев, что ли? – хохотнула я. Брови у нас были действительно что надо – густые, блестящие, с темной «махрой» вокруг. – Согласна, немного в порядок привести брови не помешает, а так хорошие.
Нянюшку мы встретили в передней, и она тоже заохала, радостно запричитала, а после повела нас в столовую.
Устроившись за столом, накрытым светлой скатертью, мы с интересом наблюдали, как Аглая Игнатьевна наливает в кружки чай из самовара. Я услышала его аромат и чуть ли не потерла ладошки от предвкушения. Еще на столе были яйца всмятку, горячий картофель, варенье, сливки и кренделя.
Вся еда оказалась такой вкусной, что я еле сдерживалась, чтобы не запихивать в рот все подряд. Вчерашний бульон совершенно не утолил мой голод.
- Видать, помогли порошки Ивана Тимофеевича! – нянюшка с умилением смотрела на нас. – Аппетит появился! Кушайте, мои голубки! На здоровье!
После завтрака мы отправились на разведку. Я немного нервничала, представляя, что увижу за дверью, но даже в своих фантазиях не представляла, в какое место нас занесло.
Выйдя в портик с колоннадой, мы на несколько минут просто застыли.
- Матерь Божья… - протянула Таня, бледнея на глазах. – Что тут творится?
Слева и справа от дома находились одноэтажные постройки, похожие на флигели. Они как бы замыкали с боков парадный двор, но назвать его парадным язык не поворачивался. Кругом была грязь, расхаживала птица, уже знакомая нам свинья все так же валялась в огромной луже, а на неработающем фонтане сидел петух с огромным гребнем, свисающим набок. Кроме того, в грязной воде, зеленеющей в облупленной чаше, плавали утки с утятами.