- Мне кажется, сюда идут, - я потащила ее обратно в кровать. Куры меня сейчас интересовали меньше всего, даже если бы они ходили строем по этой спальне. – Наверное, это доктор приехал.
- Слушай, а ведь нам нужно быть очень осторожными. Не дай Бог, заподозрят что-то неладное… - Таня забралась под одеяло так глубоко, что наверху остался один нос. – И так здесь непонятно что творится. Мне страшно.
Дверь открылась, и в комнату вошел плотный мужчина с густыми усами. Он был одет в запыленный кафтан, под которым виднелся темный жилет, бриджи до колен и серые чулки. В руке доктор держал кожаный саквояж, на котором тоже лежал слой пыли. Но в этом не было ничего удивительного, ведь он ехал на том транспорте, что стоял под окном, да по проселочным дорогам…
- Добрый день, барышни, - произнес он гудящим басом и, подойдя к кровати, поставил саквояж на столик. – Как чувствуете себя?
- Лизонька меня не узнала, Иван Тимофеевич, - посетовала вошедшая следом нянюшка. – Вы бы порошков выписали.
- Не узнала, говорите? – доктор обошел кровать, чтобы оказаться рядом со мной. – Это правда, Елизавета Алексеевна?
Он оттянул мне нижнее веко, пощупал шишку и вопросительно уставился на меня.
- Помутнение нашло, - ответила я, глядя на него так искренне, как только могла. – Внезапное.
- Это бывает, бывает… У вашего соседа, Александра Васильевича, давеча конюха лошадь копытом огрела. Так он, болезный, долго глаза до кучи собрать не мог. Только через месяц один глаз на место вернулся. - Иван Тимофеевич погрозил мне пальцем. – Вы не балуйте, Лизонька, и не пугайте нянюшку, иначе придется поставить вам с сестрой пиявок!
- Иван Тимофеевич, дорогой, - старушка смотрела на него таким умоляющим взглядом, что он не выдержал.
- Будет уже, Аглая Игнатьевна. Будет. Оставлю я барышням порошки, так и быть, но мое мнение таково – шишки сами пройти могут, а боль потерпеть можно, чтобы неповадно было дурью маяться!
- Спасибо, голубчик! – радостно всплеснула руками Аглая Игнатьевна. – Да только не дурью они маялись, а хотели воздухами подышать свежими. Сколько ж девицам свинарник нюхать? А на балконах оно поприятнее…
- Глупости это все, - доктор направился к двери, а нянюшка посеменила за ним. – Девичьи капризы!
- Ох, капризы, батюшка! Капризы! – с этим старушка согласилась сразу. – То не так, это не эдак… Пойдемте в столовую, откушаете настоечки. Евдокия наша сегодня пироги с грибами стряпала…
Через несколько минут их голоса затихли, и Таня вылезла из-под одеяла.
- Он что, серьезно о пиявках говорил?
- Лучше здесь не болеть, - я опустила ноги на пол. – Не хочешь послушать, о чем они говорить будут? Многое может проясниться.
- А если застукают нас? – прошептала Таня, но тоже села в кровати.
- Что-нибудь придумаем. Скажем, есть захотели, - я пожала плечами. – Максимум в кровать вернут. Вот и все.
Любопытство перебороло даже недомогание, и мы осторожно выскользнули в коридор. Несмотря на то, что интерьер дома отличался от того, что мы привыкли видеть в наше время, в нем легко угадывались стены усадьбы «Черные воды». Кстати, в настоящем они были обтянуты холстом, который в некоторых местах порвался и был кое-как заделан неумелой рукой.
- Посмотри, это та комната, где мы нашли шпильку, – Таня остановилась возле приоткрытых дверей. – Гаааль…
Она прильнула к образовавшейся щели, и я тоже заглянула туда поверх ее головы. За исключением некоторых мелочей спальня почти ничем не отличалась от той, в которой я очнулась. Та же мебель, те же тройные занавеси на окнах…
Но мое внимание привлекла черная ткань на зеркале, тоскливо свисающая до самого пола. От мистического страха сжалось сердце, и я даже на секунду задержала дыхание. Так делали, когда в доме был покойник. Но ведь другие зеркала не были занавешены… Странно… Может это комната третьей сестры, которая оставила послание под паркетом?
- Пойдем отсюда, - тихо сказала я. – Жутковато, ты не находишь?
Таня, молча, кивнула, отходя от двери. Ей тоже было страшно.
Стараясь как можно аккуратнее ступать по скрипучей лестнице, мы спустились вниз и оказались в большой передней. Из нее вглубь дома вели четыре двери, за одной из которой слышались приглушенные голоса.
- Нам туда, - я нажала на изогнутую ручку. – Старайся не шуметь.
Это была просторная гостиная, залитая светом, льющимся из высоких окон. В простенках между ними висели зеркала, а под ними стояли ломберные столы. Перед диваном тоже стоял овальный стол, накрытый вышитой скатертью. В углу высилась этажерка, видимо, с лучшим чайным сервизом, затейливыми бокалами и фарфоровыми куколками. Здесь царила безупречная чистота, из-за чего не так сильно бросалось в глаза, что все приходит в упадок.