- Да, ты права… - подруга приуныла. – И что теперь? Может, самим в суды обратиться?
- И что мы скажем? Начнем о Потоцкой рассказывать, противиться ее попечительству - лишь усугубим. Что у нас есть, кроме домыслов? Посмотрит на нас местная власть и решит что барышни точно не в себе, а значит, в присмотре нуждаются!
- Я вот сейчас совсем испугалась, – Таня присела на кровать. – Сбегу. Ей Богу,сбегу. Хоть и взрослая баба, а чувствую себя уж очень неуверенно! Особенно после твоих рассказов о «желтом доме»!
- Куда бежать собираешься? В чужом времени, среди чужих людей…
Мне не дал договорить стук в дверь. После чего она отворилась и в комнату вошла Аглая Игнатьевна. Она выглядела расстроенной, и мне даже показалось, что в ее глазах стоят слезы. Старушка так переживала, что ее щечки мелко подрагивали.
- Что случилось, нянюшка? – спросила я, подозревая, что она хочет рассказать нам то, что узнала от Ивана Тимофеевича. – Ты плакала?
Но стоило Аглае Игнатьевне увидеть Таню, сидящую на кровати в грязном платье, как она возмущенно охнула и всплеснула руками.
- Да куда ж вы барышня в таком виде да на чистые покрывалы?!
Таня вскочила на ноги и отошла от кровати, но нянюшку уже было не остановить.
- Глашка! Глашка! Подь сюда!
Когда запыхавшаяся девушка вбежала в комнату, Аглая Игнатьевна, приказала:
- Скажи на кухне, пусть воды нагреют, будем барышень купать!
- Так они ж в банях были! – Глашка посмотрела на нас круглыми глазищами. – Опять, что ли?! Их же вороны украдут!
- Иди, не разговаривай! Язык без костей! – строго произнесла нянюшка и, когда девушка исчезла за дверями, закрыла их на замок. – А теперь голубки мои, я вам новость плохую расскажу. Еле дождалась, когда Иван Тимофеевич домой соберется! Пришла беда откуда не ждали!
Она поведала нам то, что мы и так знали, после чего принялась обнимать нас, прижимая к себе со всей силой, на которую была способна. Мы с Таней стоически терпели, а потом сделали испуганные лица.
- Что же делать, нянюшка? – в глазах подруги плескалась вселенская скорбь. – Не хотим мы такого! Это наше хозяйство и земля наша! Не хватало, чтобы кто-то за нас здесь порядки наводил!
- Есть у меня, одна мысля! – вдруг сказала Аглая Игнатьевна, вытирая дорожки слез, блестящие на сморщенных щеках. – Вот только, как ее в действо привесть, пока непонятно! Да и кто знает, жив ли он…
- Кто он? Рассказывай! – во мне затеплился слабый огонек надежды.
- Вы помните, как батюшка брата своего вспоминал? Засецкого Петра Федоровича? – нянюшка в ожидании уставилась на нас выцветшими глазами. – Редко это было, но вспоминал… особенно в последнее время… Мучился, видать…
- Конечно, помним! – закивали мы с Таней, пытаясь понять, к чему она клонит. – И что?
- Ежели его разыскать, то, может, он над вами попечительство возьмет? – Аглая Игнатьевна волновалась даже сильнее, чем мы. – Я в этом не смыслю вовсе, но думаю, что родному-то человеку скорее разрешат вами опекаться!
- Мысль, конечно, хорошая, - я была приятно удивлена сообразительностью старушки, но не спешила радоваться. – Только почему его искать надо?
- Значит, там такая история случилась… Дед ваш, Федор Ефимович, выгнал из дома сына своего меньшего, Петра. Он в крестьянку влюбился. Пришел к отцу, мол, давай вольную Прасковье, я жениться буду! – Аглая Игнатьевна сделала большие глаза, рассказывая столь пикантную историю. – Федор Ефимович пытался его образумить. Отходил плеткой так, что он неделю встать не мог, а за это время выдал Прасковью замуж. Петр очухался, да на отца с кулаками… Вот дед ваш и выгнал его. Лишил наследства. Безденежную продажу усадьбы с батюшкой вашим провернул и все… Петру тут уж ничего не светило. А он и не гнался за наследством. Уехал дядька ваш… а потом слухи пошли, что он обучился на камнереза, опосля стал десятником, где дорогу строили… Не помню, хоть убей, что за дорога была… Ну да ладно, чего это я! Говаривали, что Петр даже собор строил, вот так вот!
- А батюшка, почему с ним не общался? – Таня не выдержала долгого стояния и все-таки присела на стул.
- Да как же почему? Федор Ефимович наставление дал! Сказал, проклянет, коли станет отец ваш брата искать! – удивилась Аглая Игнатьевна такому вопросу. – А как помер он, Алексей Федорович и сам не схотел брата видеть! Стыдился, что тот камнерезом был! Но в последнее время часто вспоминал… Видать, совесть мучила, что за всю жизнь так и не сподобился увидеться с Петром.
- И где же мы дядюшку искать будем? – задала я вполне резонный вопрос. – Кто знает, куда его занесло.
- Вот сие мне неведомо, - тяжело вздохнула нянюшка. – Может и такое приключится, что помер он. Но поискать надобно! Вот прямо завтра Захара в город отправим, пущай поспрашивает. Что, если кто знает о Засецком Петре Федоровиче? Особенно у купцов спросить надобно, они ведь много людей на пути встречают.
Нет, эта идея, конечно, имела право на жизнь, но верилось в нее с трудом. Слишком много было «но». Неизвестно, где сейчас находился дядюшка, жив ли он? И вообще, если он влачит жалкое существование, то вряд ли ему позволят опекаться двумя барышнями, которые владеют землями. Потоцкая уж точно к этому прицепится. Нет, тут нужно было думать и думать быстро.
Глава 21
После таких новостей у меня душа была не на месте. Я, не переставая, думала о том, что нас ждет и если честно боялась. Теперь мне уже это не казалось занимательным приключением и шансом прожить еще одну жизнь. Она могла закончиться, так толком и не начавшись.
Пока мы ждали горячую воду для купания, Таня подозрительно долго молчала. Я предполагала, что она тоже переживает о навязанной опеке, но нет, оказалось у подруги были совершенно другие мысли.
- Галь, ты знаешь, что мне в голову пришло? – наконец спросила она. – По поводу убитой сестры и ее венчания с этим Сашенькой?
- Что? – я удивленно посмотрела на нее. Если честно, это было последним, о чем бы я подумала в свете последних новостей.
- А ведь если они собирались венчаться, значит, священник должен был знать об этом, - подруга расхаживала с лицом сыщика с Бейкер-стрит. – Такие мероприятия оговариваются заранее. По крайней мере, я так думаю.
- Скорее всего, такое венчание проводят далеко от дома, - возразила я. – Ведь священники знают в приходе всех с детства и вполне могут рассказать родителям о готовящемся таинстве. Нет… я уверена, что в таких случаях не обращаются к своему батюшке.
- И то так… - вздохнула подруга, но тут же задумчиво протянула: - Я у нянюшки все равно о тайном венчании узнаю. Чтобы хоть примерно понимать, что да как…
- Что это вы голубушки узнать хотите? – дверь отворилась и в спальню вошла Аглая Игнатьевна. – Мыться сейчас будем. Свечерело уже.
За ней следом появилась Глашка с деревянной лоханью и странного вида лейкой. Она поставила все это на пол, где не было ковра, и ушла, что-то ворча себе по нос. Аглая Игнатьевна разложила на кровати чистые сорочки, рушники, а потом закатала рукава.
- Давайте барышни, кто первая мыться станет?
Таня быстренько разделась, забралась в лохань, и нянюшка принялась поливать ее из лейки.
- Нянюшка, а как это тайное венчание? – подруга подняла голову. – Это когда побег?
- А чего это вы любопытствуете? – Аглая Игнатьевна перестала намыливать ее спину. – Удумали, поди, чего?
- Нет, интересно просто, - равнодушно пожала голыми плечами Таня. – Так расскажешь?
- Что ж тут рассказывать? Без родительского благословления, так сказать, по тайной любви и соглашению венчание это делается. Самокруткой в народе это действо зовется. Вот только частенько пользуются молодцы девицами неопытными! Чтобы капиталами завладеть! Ежели неравны они по положению… – нянюшка понизила голос и прошептала: - Или чтобы срам прикрыть! Коли уже дите под сердцем! Случай был с одной дворянкою, которую молодой да красивый офицер окрутил и уговорил на побег. Только женатым он оказался, а девица эта младенца приперла!