— От нее я другого не ожидал, но я надеялся, что ты дождешься, когда я посчитаю нужным рассказать обо всем.
— О, Блейз, ради Мерлина! Все итак уже все знают, зачем устраивать представление? — Драко раздраженно нахмурился, из-за чего между его светлых бровей пролегли две небольшие складки.
Я тяжело вздыхаю.
— Ты же знаешь, как я ненавижу все эти слухи вокруг моей семьи.
— Поверь, я тебя прекрасно понимаю. Но это не то, что можно долго держать в тайне. Тем более от своих сокурсников.
— Тем более, когда мои сокурсники из Слизерина.
— Вот именно, — он усмехнулся. — Тебе лучше морально подготовится к предстоящему давлению общественности. Думаю, что после сегодняшнего приема эта новость быстро разлетится по чистокровным домам, а там уже и окажется на первых страницах «Ежедневного пророка».
Я прекрасно понимаю, к чему он клонит. В отличие от наших друзей, которые привыкли думать, что своеобразная профессия моей матери не более чем слухи, Малфой был единственным, кто знал правду и при этом помалкивал. Точно так же, как и я храню все его самые темные тайны. Мы старались никогда напрямую не затрагивать тему «чёрной вдовы», но нередко она проскальзывала в наших разговорах, поэтому мы быстро научились обтекать острые углы.
— Думаешь, кого-то сильно волнует судьба пожилого Лорда?
— Père (фр. отец) говорит, что людей волнует в большей степени все то, чего они лишены. В данном случае, речь идет об огромном наследстве, которое этот старик оставит после себя.А если у него есть дальние родственнички, которые тоже захотят претендовать на него?
— Знаешь, это все не мои проблемы. У madre (исп. мать) своя голова имеется. И я не горю желанием во все это дело вникать. Да и не хочется мне. Но я все же надеюсь, что кровопролитная борьба за наследство моего отца ее многому научила. И поэтому сейчас она предусмотрела все риски.
— Я только одного не понимаю. Как она вообще с ним познакомилась, если он почти не выходит из своего средневекового замка?
— Понятия не имею. Я с детства приучен не задавать этой mujer (исп. женщина) лишних вопросов.
Взгляд Малфоя почему-то мгновенно изменился, перестав выражать какие-либо эмоции. Словно за долю секунды он погрузился куда-то внутрь себя, представая в этом мире лишь пустой оболочкой. Почему-то мое воображение сразу же подсунуло мне весьма комичную картинку, где холеный мужчина встает из-за небольшого уличного столика в кафе посреди увлекательного диалога и говорит своему удивленному спутнику: «Простите, я отлучусь на минутку». После чего ловит на проезжей части магловскую телегу и уезжает в неизвестном направлении. Сравнение показалось мне столь забавным, что я издал непроизвольный смешок. И, видимо, именно он заставил моего друга вернуться в реальность и бросить задумчивую фразу:
— Не ты один, Блейзи, не ты один… — Драко перевел взгляд на обеденный стол на улице.
Терраса представляла собой широкую площадку, вымощенную гранитом, от которой по бокам спускались две мраморные лестницы, полностью идентичные той, что была у парадного входа. Там, прямо между ними, стоял обеденный стол из светлого тикового дерева. Его стеклянную столешницу укрывала белоснежная жаккардовая скатерть, на которой стояли разнообразные блюда в фарфоровой посуде, половина из которых уже опустела. За столом остались сидеть только несколько человек.
Пэнси что-то увлеченно рассказывала Астории и скучающей Миллисенте, не обращая на нас никакого внимания. Дафна начала подготовку к торжественному приему сразу после того, как я вышел из-за стола. Грегори, вероятней всего, решил помочь ей в этом, и я был бы этому совсем не удивлен, ведь все прекрасно знали, как давно он пытается добиться расположения старшей Гринграсс. А вот предположений о том, куда делись Теодор и Винсент, у меня не было.
Полтора часа назад, я как раз сидел между Дафной и Пэнси, слушая о недавнем открытии выставки многообещающего художника-авангардиста Джакобуса Янссена. Семья Паркинсонов как раз недавно приобрела одну из его работ под названием «Племя», где безликие аморфные тела, кружили в каком-то безумном танце по черно-синему полотну. Пэнси восхищенно отзывалась об этой картине, рассказывая какой завораживающий вид она производит на людей. И что если долго смотреть на изображение третьего человечка с лева, то тот может остановиться и поклониться зрителю, в знак благодарности. Естественно после этого сестры Гринграсс напросились в гости, чтобы взглянуть на это таинственное полотно, чем вызвали насмешки Теодора и его обвинения в безвкусице:
— Ты ведь ее даже не видел, как ты можешь утверждать, что она плоха? — Дафна возмущенно поджимала свои накрашенные яркой помадой губы, всем своим видом выражая осуждение.
— Действительно, — решил поддержать свою возлюбленную Грегори. — Это все равно, что говорить о том, что не любишь шоколадный тарт (6), хотя ни разу не пробовал его!
— Занимательное сравнение, — не удержалась от издевки Миллисента, наблюдая за тем, как слева от нее Грегори смакует этот самый тарт.
— Мое мнение не изменится, если я увижу эту картину, — вольготно расположившись во главе стола, Теодор, закинув ногу на ногу, стряхивал пепел от дорогих сигарилл (7) прямо на гранитный пол. Я успел заметить, как Винс рядом с ним нелепо усмехнулся.
— Попахивает ограниченностью, — Пэнси обменялась насмешливыми взглядами с сестричками.
— Скорей всего это от Грега, — Милли картинно зажала нос и размахивала рукой перед лицом, словно пытаясь отогнать неприятный запах. Я позволил себе усмехнуться, отдавая должное ее актерскому мастерству, в то время как от других ребят за столом послышались сдавленные смешки.
— Очень смешно, — Грег даже не стал притворяться, что ее шутка не задела его. Он часто хвастал перед нами о поцелуях с низенькой полненькой Милли, когда мы учились еще на втором курсе. Гойл был первым из нас, кто попробовал на вкус это сомнительное удовольствие, поэтому его самооценка была выше, чем гриффиндорская башня. Но затем девушка, сидящая рядом, превратилась из гадкого утенка в прекрасного лебедя, который волен выбирать себе достойную партию, предпочитая не вспоминать того на ком она украдкой оттачивала свои навыки лобзания. А на месте Грега все еще сидит непропорциональный парень с излишним весом, который из кожи вон лезет, чтобы очаровать холодную и неприступную блондинку Гринграсс. Что говорить? Расклад явно не в пользу последнего, учитывая то, что даже Милли более не находит его привлекательным.
— Не обращай внимания, Грег. В большинстве случаев, девушки всегда недолюбливают своих бывших, — наступила очередь Милли залиться краской из-за моего комментария. Шутку оценили все кроме малышки Гринграсс, которая удивленно хлопала глазками, в то время как остальные обменивались ехидными взглядами. Я увидел то, с какой немой благодарностью взирает на меня Гойл и мысленно начал перебирать в голове варианты своего скорейшего вознаграждения. Слизеринцы во всем ищут выгоду, даже если изначально и не думали ни о каких воздаяниях.
— Мы отошли от темы, — Дафна встряхнула своей шикарно уложенной гривой волос и кинула недовольный взгляд на Нотта. — Теодор пытался нам объяснить, почему считает картины Янссена безвкусицей.
Когда все внимание вновь сосредоточилось на этих двоих, Теодор заговорил:
— Ты не поняла, — он сделал долгую затяжку перед тем, как продолжить. — Я не считаю картины Янссена безвкусицей.
— Тогда о чем спор? — удивился Винсент.
— Но ты же сам сказал пару минут назад! Неужели так быстро поменял свое мнение? — Дафна самодовольно наблюдала за реакцией Тео.
— Нет, не поменял. Просто ты не умеешь слушать, Гринграсс. Я сказал, что картины всех художников-магов — это полная безвкусица.
— А вот насчет этого поподробней, — я не смог сдержать возросшего интереса из-за столь категоричного высказывания, поэтому буквально обратился весь в слух.