— Держу пари, старина Виггинс был полон сарказма. На самом деле я ничего не имею против него. Пожалуй, док мне даже нравится. Но вы… вы, Анджела… Как получилось, что вы работаете у этих богачей ван Дорнов? Заходите же, расскажите о себе.
Похоже, он только тут заметил, что все еще держит мою руку. Выпустив ее, он отступил в сторону и дал мне пройти.
В приемной было очень чисто и уютно. В кабинете в шкафчике я заметила набор сверкающих хирургических инструментов — и невольно содрогнулась. Он сел к письменному столу; я подсела рядом. Так приятно было снова видеть эту худощавую фигуру и пытливые глаза.
— Так что же вас тревожит? — спросил он. — Я по глазам вижу: вас что-то тревожит. И этот визит к доктору Виггинсу — вы что, заболели?
— Нет, доктор, не я. Больна молодая леди, к которой меня пригласили гувернанткой. Она очень тяжело больна, но болезнь эта не физическая. Ева — единственная дочь мистера Сэмюэля ван Дорна. Вы наверняка о нем слышали.
— Конечно, слышал. И что же такое с мисс ван Дорн?
— Как говорят, еще год с небольшим тому назад — ей тогда было двадцать — она была нормальной, здоровой и очень привлекательной девушкой. И вдруг совершенно неожиданно все изменилось. Внезапно, без всякой видимой причины. Она перестала разговаривать, двигаться, есть самостоятельно. Ее приходится кормить, а ходит она, только когда ее ведут. Правда, я знаю, что она может передвигаться и сама.
— Вы в этом уверены?
— Да, у меня есть доказательства.
— Так, хорошо. Что еще?
— Она отказывается замечать чье-либо присутствие. Когда к ней обращаются, она будто не слышит. Часами может сидеть или стоять без движений, чаще всего отвернувшись к стене.
Доктор Рисби был весь внимание. Похоже, этот случай его уже заинтересовал.
— Она совершенно ни на что не реагирует?
Я рассказала ему, как Ева подошла ко мне, как взяла за руку, показывая, что просит меня остаться, и это после того, как ее отец уже решил отправить меня обратно. Я рассказала о лимонных карамельках, о нашем ужине в оранжерее, которым она, судя по всему, наслаждалась. И, наконец, я дошла до гибели лисы и припадка, который за этим последовал.
— Необыкновенно интересно, — сказал он. — Вообще-то я уже знаком с такими случаями. У доктора Фрейда есть для них специальный термин. Это особый вид помешательства. Видимо, она столкнулась с чем-то настолько ужасным или отвратительным, что ее рассудок отказывается с этим мириться. А заодно и все остальное. Мы называем это кататоническим состоянием.
— Это очень серьезно? — спросила я. — Как вы думаете, она когда-нибудь поправится?
— Не многие выходят из этого состояния. Надежда, однако, есть. Если бы можно было повидаться с ней, поговорить.
— А почему же нет?
Он покачал головой.
— На нас — последователей Фрейда — смотрят как на безумцев… или шарлатанов. Из-за этого я был вынужден оставить колледж. Я не жалею: преподавание никогда не было моим любимым занятием. Я вернулся к медицинской практике, решив попробовать начать ее здесь. Достаточно большой город, и всего один врач — доктор Виггинс. К сожалению, пациенты пока ко мне не идут. Так что если вы предложите мистеру ван Дорну вызвать меня в качестве консультанта, боюсь, он просто рассмеется. Или уволит вас. Или же и то и другое вместе.
— Знаете, доктор, я всегда верила тому, что вы нам преподавали. Ваши теории всегда казались мне полными здравого смысла. А теперь, после того как я встретила Еву, тем более.
— Да, — признался он, — это очень интересный случай. Эпизод с лисой, гибель которой произошла на ее глазах, — еще одно подтверждение моей теории. Рассудок Евы отказывается это воспринимать. Ваш, кстати, тоже в какой-то степени, но ваш-то достаточно здоров для того, чтобы принять это как часть жизненной ситуации. Евин же рассудок уже ослаблен сильным шоком. Он не в состоянии больше воспринимать ничего ужасного, страшного. Вот почему она так завизжала, вот откуда этот припадок. Для нее это единственный способ отключить мозг, отключить память.
— Мы должны что-нибудь придумать, чтобы вы могли ее повидать, — сказала я. — Как же нам быть? Сюда я пока не могу ее привезти…
— Да, мне бы очень хотелось с ней поговорить, — признался он. — Но прошу вас, не пытайтесь уговаривать ее родителей, это ни к чему хорошему не приведет. Еве будет только хуже, если, не дай Бог, они вас уволят. По всей видимости, она к вам привязалась.
Вдруг у меня появилась идея.
— Скажите, доктор, вы давно в этом городе?
— Три недели. А что?
— И никто в имении ван Дорнов не знает вас в лицо, так?