«Господи, — спросила я себя, — наступит ли когда-нибудь такой день, когда она мне ответит? Или хотя бы посмотрит осмысленным взглядом?»
Вошел Ник; он повернул Еву вместе со стулом к свету и внимательно осмотрел глаза.
— Да, Ева, я тебя не обманывал, — сказал он наконец, — ты поправишься, в этом нет сомнений. Скоро, совсем скоро в этой головке не останется ни тревог, ни мрачных тайн, от которых сейчас так хочется скрыться.
В дверь постучали. Ник сделал мне знак открыть: сам он не хотел отрываться. В тот же момент он подвинул кресло так, что Ева оказалась лицом к двери, и обхватил пальцами ее запястье, там где бился пульс.
Я открыла дверь и впустила Роланда Тайлера, который, поприветствовав меня лишь коротким кивком, устремился в комнату к Еве. Он остановился перед ней и долго смотрел в ее лицо. Она сидела по-прежнему неподвижно, не поднимая головы и никак не показывая, что вообще замечает его присутствие.
— Счастлив снова видеть тебя, Ева, — произнес он с напускным спокойствием, в то время как глаза кричали о том, что ему нестерпимо видеть ее в таком состоянии. — Известие о твоей болезни очень меня огорчило. Должен, однако, сказать: несмотря на болезнь, ты прекрасно выглядишь; на мой взгляд, еще более обворожительна, чем всегда.
— Я уверена, что она все поняла и ей очень приятно слышать ваши слова, — тихонько сказала я ему.
Ник выпустил ее запястье и обратился к нам.
— А теперь ей нужен отдых. Пойдемте в соседнюю комнату. Ей надо побыть одной. Здесь с ней ничего не случится, мы будем рядом.
Мы вышли в гостиную. Мистер Тайлер опустился на стул и закрыл глаза рукой.
— Нет, это просто невыносимо… видеть ее в таком состоянии. Да она просто как мертвая. Хуже, чем мертвая! Неужели ничего нельзя сделать?!
— Вы ошибаетесь, — сказал Ник. — Все вовсе не так плохо.
— Но я же видел ее! Не пытайтесь меня убедить…
— Минутку, минутку, — Ник знаком остановил его. — Есть кое-что, что мне необходимо с вами обсудить. Но это очень личное.
— Все, что вам угодно. Готов обсуждать все, что вам будет угодно… Готов ответить на любые вопросы, если это ей поможет.
— Вы говорили мне, что любите Еву ван Дорн. Как бы вы отнеслись к известию о том, что она отвечает на ваше чувство?
— Что?! Но это невозможно! Я никогда не говорил ей о своих чувствах.
Ник только улыбнулся.
— А знаете ли вы, что ваш сегодняшний визит оказался для меня самым многообещающим событием, с тех пор как я познакомился с Евой и взялся за ее лечение?
— Ради всего святого, доктор, что вы имеете в виду? — взмолился Роланд Тайлер.
— Я следил за Евиным пульсом. Так вот, когда вы вошли в комнату, ее пульс зачастил так, что я даже испугался. А это может означать только одно: Ева к вам более чем неравнодушна. Поправляется, несмотря на периодические ухудшения. Все горе в том, что мы не можем себе позволить терять время: мистер ван Дорн готов оставить всякие попытки спасти Еву, отправив ее в клинику.
Тайлер кивнул.
— Да, он мне уже сообщил об этом. Но, знаете, я ведь не терял время даром. Миссис Вингейт просила меня выяснить что-нибудь о Камилле.
— Да, мне все больше кажется, что она во всем этом замешана. Если вам удалось раздобыть какую-нибудь информацию о ней, это очень поможет всем нам. Особенно Еве.
Мистера Тайлера, казалось, одолевали сомнения.
— Не уверен, что вам это поможет, но вот что я узнал. Во-первых, возможно, вам будет интересно узнать, что Камилла, получая здесь не такую уж высокую заработную плату, снимала роскошную и достаточно дорогую квартиру в городе, которую, я уверен, она не могла себе позволить. Еще я узнал, что ее регулярно навещал там один человек, у которого был ключ от этой квартиры.
— О Боже, надеюсь, Ева ничего этого не знала, — проговорила я. — Она ведь была такого высокого мнения о Камилле.
— Пожалуйста, продолжайте, — хмуро произнес Ник.
— Камилла была обворожительна, восхитительна, неотразима… И тем не менее, после того как она исчезла, квартира некоторое время пустовала, а потом вся дорогостоящая мебель пошла в уплату за просроченную ренту.
— Как, она даже не прислала за вещами? — спросил Ник в изумлении.
— Вот именно, доктор. Просто в один прекрасный день вышла из квартиры и больше не вернулась. Ни малейшего следа. В нью-йоркской полиции она числится в списке без вести пропавших. Вне всякого сомнения, ее давно нет в живых.
— Да, — медленно сказал Ник, — я тоже думаю, что она мертва.
— Но тогда, — с ужасом вдруг догадалась я, — могло случиться так, что Ева стала свидетелем ее смерти… или убийства.
— Вполне возможно, — согласился Ник.
Мистер Тайлер, похоже, был в ужасе от одного только нашего предположения.
— Вы хотите сказать, что ее могли убить здесь, в присутствии Евы?
— Наверняка мы, конечно, ничего не знаем, — ответил Ник. — Вчера Ева совершила странный поступок: вышла из дому с фотографией Камиллы в руках, подошла к какому-то месту на пляже, которое ей, очевидно, хорошо знакомо, и минут двадцать стояла там, держа в руке фотографию. Это было глубокой ночью. Анджела все видела.
— Но кто, по-вашему, мог ее убить? — спросил мистер Тайлер. — А может быть, это было самоубийство?
— Это могло быть убийство, самоубийство, несчастный случай… А может быть, Камилла вообще не умерла, — сказал Ник. — Но что бы ни произошло с Камиллой, я убежден — Ева все видела, и в этом причина ее теперешнего состояния.
Было очевидно, что Тайлеру трудно в это поверить. Он выглядел таким растерянным, однако оспаривать слова Ника не решился.
— То есть вы хотите сказать, доктор, что Ева пытается отключить память о том, что видела, о том, что произошло с Камиллой?
— Да, и сделать это она может, только отключившись от внешнего мира целиком. Возможно, в тот самый момент, когда она осознала весь ужас происшедшего, ее мозг полностью отключился, так, чтобы уже не было никакой возможности рассказать ни о том, что произошло, ни о том, кто это сделал.
— Признаться, никогда в жизни не слыхал ничего более удивительного, — заявил вконец потрясенный мистер Тайлер. — Неужели это правда, доктор? Неужели так бывает?
— О да, сколько угодно. Я знаю достаточно случаев, но должен сказать, что этот представляется мне самым простым и ясным. Настолько ясным, что я, кажется, мог бы изложить его кому угодно, хоть суду присяжных.
Мистер Тайлер только махнул рукой.
— Вряд ли суд присяжных примет такое объяснение, сэр. Вряд ли они вам поверят.
— Поверят в один прекрасный день, и не только они, — сказал Ник.
— Но сейчас, слава Богу, они нам не нужны. Главное для нас сейчас — узнать точно, что произошло, что привело Еву в такое состояние. И сделать это нужно до того, как ее отправят в клинику.
— Но как, как это сделать? — спросила я в отчаянии. — Мы же ничего не можем доказать. Мы не можем даже доказать, что Камилла умерла.
— Если бы только Ева заговорила, мы все могли бы доказать, — сказал Ник. — Весь вопрос в том, как этого добиться.
— Здесь я вам не помощник, — сказал мистер Тайлер. — В этих вопросах я абсолютно невежествен.
— Как и все мы, — заметил на это Ник. — И в этом главная беда. Пока еще не существует научно обоснованных теорий, на которых можно было бы строить наши действия, но если они увенчаются успехом… тогда у нас будут все необходимые доказательства.
Он посмотрел на часы.
— К сожалению, пора ехать. У меня теперь есть практика, и я хочу, чтобы она расширялась, поэтому не могу рисковать своей репутацией. Врачу следует быть точным. А знаете… если Еву все-таки заберут в клинику, то, невзирая на решение доктора Виггинса, благодаря рекомендациям которого ко мне начали обращаться первые пациенты, я могу лишиться большей части своей и без того малочисленной клиентуры.
— А мне придется остаться, — сказал мистер Тайлер. — Мистер ван Дорн просил меня закончить кое-какие дела и подготовить бумаги, которые могут понадобиться ему за границей. А он, знаете ли, не очень терпеливый человек, не любит ждать. Так что я, с вашего позволения, тоже вынужден откланяться.