Вдруг ярдах в пятидесяти справа от себя я увидел выгнутую спину броненосца, который, как заводной, сновал между пучками травы. Радостно гикнув, я ударил пятками моего рысака, и на это последовала столь бурная реакция, что я спасся от падения в кактусы, лишь самым постыдным образом вцепившись в седло. Лошадь пошла тяжелым галопом, взметая фонтаны белого песка. Когда мы приблизились к броненосцу футов на пятьдесят, он услышал нас; быстро обернувшись, он понюхал воздух, с поразительной быстротой свернулся и замер на месте. Я был разочарован тем, что он оправдал свою репутацию глупого животного; будь он немного поумнее, он догадался бы скрыться в кустарнике. Остановившись футах в двадцати пяти от того места, где лежал броненосец, я спешился, привязал лошадь к пучку травы и пошел за своим трофеем. К своему удивлению, я обнаружил, что трава, казавшаяся мне очень низкой, когда я сидел верхом, в действительности достаточно высока и полностью скрывает от меня броненосца. Тем не менее, зная, в какой стороне он находится, я пошел вперед. Через некоторое время я остановился и оглянулся: лошадь стояла от меня довольно далеко — во всяком случае, нас разделяло больше чем двадцать футов. Я решил, что потерял направление, и, проклиная себя за беспечность, повернул назад; двигаясь зигзагами через кустарник, я вернулся к лошади, так и не увидев броненосца. Это раздосадовало и расстроило меня — неужели зверек убежал, когда я проходил мимо? Ругая себя, я вскочил в седло, и каково же было мое удивление, когда я увидел броненосца на прежнем месте, футах в двадцати пяти от меня. Я снова спешился и пошел вперед, останавливаясь на каждом шагу и внимательно осматриваясь по сторонам. Дойдя до места, где, по моим расчетам, лежал броненосец, я стал ходить взад-вперед, и лишь с третьего захода мне удалось его обнаружить. Взяв броненосца в руки — он был тяжелый и разогрелся на солнце, — я мысленно извинился перед ним за то, что считал его тактику глупой. Я вернулся к своим спутникам, и в течение двух часов, тщательно обследуя островок сухой земли, мы поймали еще трех броненосцев. Так как близился вечер, мы решили вернуться домой. Теперь деревья и пальмы отбрасывали густую тень. Когда мы пересекали реку с голубыми цветами, оттуда с гудением поднялась туча москитов, они набросились на нас и лошадей и так насосались крови, что их прозрачные вздутые животы стали похожи на красные японские фонарики. В поселок мы въезжали уже в темноте, лошади устало плелись по грязным улицам, окаймлявшие дорогу кусты светились зелеными огоньками светлячков, а летучие мыши то и дело пролетали перед нами с тихим довольным писком.
Джеки сидела за столом и писала, а наш первый броненосец с важным видом бегал по комнате. Оказалось, он весь день развлекался тем, что рвал проволочную сетку, которой была затянута клетка, и уже выбрался в кусты гибискуса, где Джеки и поймала его. Вернув его в дом, она решила до нашего возвращения оставить зверька в комнате. На время ужина мы пустили броненосцев бегать по полу, и они стучали и гремели своими коготками, как кастаньетами. Остаток вечера мы с Рафаэлем посвятили ремонту клетки; сняв проволочную сетку, мы прибили вместо нее деревянные планки. На ночь мы оставили клетку в доме, чтобы убедиться в ее полной надежности. Наутро оказалось, что планки немного обглоданы, но держатся крепко, а все пленники, свернувшись в клубок, мирно спят в своей спальне.
Решив вопрос с клеткой, я считал, что трехпоясные броненосцы не причинят мне больше хлопот, так как обычно броненосцы хорошо переносят неволю. Они питаются мясом и фруктами, причем не обязательно, чтобы предлагаемая им пища была очень свежей — в естественных условиях они довольствуются и загнившим, червивым мясом. Во всех учебниках говорится, что трехпоясный броненосец питается насекомыми и гусеницами; поэтому я решил на первых порах давать пойманным зверькам их излюбленную пищу, а затем постепенно приучать их к заменителям. Не жалея времени, мы собрали тошнотворную коллекцию насекомых и предложили их броненосцам. Но вместо того чтобы с жадностью наброситься на червей, гусениц и жуков, которых мы с таким трудом набрали, броненосцы испугались и стали шарахаться от них с явным отвращением. После этой неудачи я попытался перевести броненосцев на обычную их диету в неволе — рубленое мясо с молоком; они полакали немного молока, но к мясу не притронулись. Это было возмутительно. Они вели себя так в течение трех дней, и я всерьез начал опасаться, что они ослабнут от голодания и мне придется их отпустить. Броненосцы стали несчастьем нашей жизни, нас то и дело осеняли все новые идеи, и мы мчались к клетке с очередным приношением, для того только, чтобы в который раз увидеть, как зверьки с отвращением отворачиваются от принесенной пищи. В конце концов благодаря чистейшей случайности мне удалось состряпать мешанину, которая снискала их расположение. Она состояла из растертых бананов, молока, рубленого мяса, сырых яиц и сырых мозгов. Все вместе это выглядело тошнотворно, но броненосцам месиво очень понравилось. В часы кормежки они сломя голову мчались к миске, обступали ее со всех сторон, отталкивая друг друга, и утыкались носами в пойло; при этом они фыркали и сопели, а иной раз кто-нибудь громко чихал, обдавая соседей фонтаном брызг.