Впрочем, по общему мнению, в смысле лояльности к советской власти и готовности считаться с ее предписаниями митрополиты Никодим и Пимен мало чем отличались один от другого – такого рода мнения приходилось мне слышать в церквях от духовенства. Их можно резюмировать словами игумена Марка (Лозинского), преподавателя Московской Духовной Академии, автора большой диссертации о святителе Игнатии (Брянчанинове). Он был представителем традиционно-монашеских, «оптинских», кругов и большим противником митрополита Никодима из-за его новаторства. Он говорил мне: «При настоящих обстоятельствах самым подходящим, да и единственным возможным кандидатом все же является митрополит Пимен».
Были, однако, и некоторые отклонения от общего мнения. Так, о. Александр, священник Николо-Кузнецкой церкви, указав на митрополитов Пимена и Никодима как на самых вероятных кандидатов, ответил мне:
– А по правде сказать – ни тот, ни другой.
– А кто же тогда? – поинтересовался я.
– Да архиепископ Ермоген. И так думает большинство молодых священников. Но это совершенно невозможно!
– Но какие, кроме Пимена и Никодима, могут быть еще подходящие кандидатуры на Патриаршество? – допытывался я. Этот вопрос я задавал и многим другим, но все были в каком-то затруднении с ответом. Может быть, не находили подходящего имени?
Отец Александр задумался и сказал:
– Да вот еще хорошие архиереи: Феодосий Ивановский, Леонид Рижский, Павел Новосибирский. Но насколько они подходящие для Патриаршества… не знаю.
Хочу отдельно отметить мнение протоиерея Всеволода Шпиллера. Этот умный, образованный и культурный, но вместе с тем крайне субъективный и переменчивый в своих суждениях и оценках человек, мог быть для меня, скорее, выразителем мнения тогдашней церковной интеллигенции, чем духовенства. Хотя сам он себя считал кем-то вроде всероссийского «старца», духовным преемником епископа Афанасия (Сахарова) и архиепископа Серафима (Соболева). И действительно, в те времена у него было немало духовных чад в среде интеллигенции и в артистическом мире, но среди духовенства он был непопулярен – его считали гордым, аристократом и эстетом. Но как бы то ни было, он был для меня одним из наиболее интересных и свободных собеседников, встреченных в те годы в Москве. В то время он был скорее в «проникодимовском» настроении. Вот что он мне ответил на поставленный вопрос и как развил свои мысли.
– Все ж таки Никодим – более сильный и деятельный человек, чем Пимен. Поэтому с Пименом можно быть более спокойным, от него не будет никаких сюрпризов, а Никодим, как он ни старайся сейчас ладить с властями, как только станет Патриархом, может оказаться более независимым. Ставят ему также в упрек, что он слишком далеко зашел в деле сближения с католиками, а это совсем не в интересах властей и их пугает. Вообще многие замечают, что против Никодима какое-то недовольство в правительственных сферах… Вот, к примеру, встречаю я на днях на улице архиепископа Киприяна (Зернова), он живет недалеко от нашей церкви. Очень умный и осведомленный человек, и он мне говорит: «Зашатался Никодим!» Представляете, какие высказывания! Хочу пригласить его и подробно поговорить, узнать, в чем тут дело. А митрополита Пимена хорошо характеризует следующий факт: в связи с сильной эпидемией холеры этим летом на юге СССР митрополит Пимен издал указ, разосланный архиереям южных епархий, в котором «запрещается допускать верующих к Причастию, прикладываться к иконам, выносить им крест для целования и т. д.» Говорят, что после этого один из помощников Куроедова (сам он в это время отсутствовал) был вызван в Центральный комитет партии, где ему был сделан строгий разнос и выговор со словами: «.„такое распоряжение должны были сделать Вы сами, и никто не смог бы нас обвинить. Мы должны заботиться о здоровье населения, а Вы заставили написать подобное распоряжение самого митрополита Пимена. Он ведь верующий и добровольно такого указа издать и написать не может. Вот теперь будут обвинять нас, что мы совершаем насилие над Церковью».
Отец Всеволод Шпиллер прочитал мне также письмо иеромонаха «непоминающей» церкви, живущего в одном из городов к югу от Москвы. Этот иеромонах не имеет сам общения с Патриаршей Церковью, тайно служит у себя литургию, но не возбраняет своим последователям посещать Патриаршие храмы и даже советует это делать. Относительно предстоящего Собора иеромонах пишет, что «…какие бы внешние формы он ни принял и какие бы кандидаты в Патриархи ни выдвигались, все равно все заранее будет решено советской властью, так что сам Собор будет профанацией». Против такой оценки я, конечно, стал возражать о. Всеволоду, но он мне ответил: «Вот увидите сами, что на Соборе все, и Вы в том числе, будете вынуждены говорить, что будет предписано!»[2]
2
Забегая вперед, скажу, что о. Всеволод оказался неправ, в частности, это касается моей реакции на Соборе. –