— Да, я раб Божий, червь твой, Вседержитель, Чарльз Спенсер Диллон, урожденный Джоном Смитом… — текст шел адаптированный электроникой, — повинен в сокрытии пары миллионов от налогов, в блуде прелюбодеяния грешен, смертоубийство ближнего содеял… — звуковой текст поехал трактором. Чарли-Джон, цепенея, слушал саморазоблачения, достойные Нюрнбергского процесса. Показаний хватит и на два электрических стула. На три. Но первый испуг он подавил мощным напряжением воли. Реклама в печати ему, конечно, выйдет грандиозная, но адвокатов придется ангажировать суперпрестижных. Но хоть чуток неопределенности, вызванной помутнением в Исповедальне.
— Отчего здесь, в кабаке, известно всей падле мое имя?
Бармен от души посочувствовал:
— Во первых строках твоей исповеди ты, Чарли, поименовался. И тобой все восхищены. Никто пока не отважился дать полное включение своих показаний! А с имени и начал…
Кусок омара с черной икрой застрял в луженой глотке Чарльза.
— Да никакой я не Диллон! Вот свидетельство рождения. Джон Смит.
Тут кто-то ядрено хлопнул пятерней по его спине, и застрявший в глотке омар моментом проскочил в желудок. А мог и подавиться насмерть. Чарли обернулся поблагодарить спасителя и тут обнаружил, что оцеплен кругом неизвестными. То ли служками, то ли патерами, в общем — в сутанах. Лица ряженых пылали благорасположением…
— Милый Чарльз! Джон! Из наших грешников, прощенных у нас в Киберии, ты самый великий и осветленный. Грехи твои обширны, но еще обширней — покаяние. Не доводилось стенам храмов крепким слышать дотоле откровения столь глобального, абсолютного. Рукоположение тебя, сын наш, просто неизбежно. В ранг мученика. В сан. А еще одно последующее такое же покаяние — и, не отвертишься, почетное звание святого неизбежно! Мощи твои, несомненно, узаконят чудотворными.
— Да кой мне ляд в должности святого?! И в этой сделке чертовой, где мой резон и ваш также, преподобные, или кто вы там еще?..
— А ляд твой, фарт, бишь, самой высокой котировки. Первосвятейшие адвокаты будут куплены нами вместе с верующими присяжными, оправдание, брат наш выйдет дистиллированным, Ты нам пока требуешься живым и на воле. А наш профит тоже незамысловат. Слава о приходе со своим персональным мучеником раскатится во все пределы. Завещание о твоих святых мощах оформим нотариально. Паломники рекой потекут. Высотный комплекс келий отгрохаем, странноприимный. Генеральный управляющий — на твое келейное усмотрение. Чарльз!
При таком благословении Чарли готов был сквозь землю провалиться со всеми своими потрохами и мощами. Бога боялся, святошам же нутром не доверял.
— Бог вам судья, джентльмены, премного благодарен за соболезнование. Адвокаты сами отыщутся, а вертолет ждет меня прямо у выхода, — Чарли внаглую задрал край сутаны ближайшего из соблазнителей, высморкался в его парчовый подол, еще проверил свою ширинку и, не оглядываясь, лихобродом устремился на воздух, к зафрахтованному вертолету. Хвостовое оперение компактного аппарата заманчиво светилось в полусвете вечера.
Парочка двухметрового роста дежурных полисменов беззаботно разминалась у выхода. Один из гигантов, звякнув стальными наручниками, лениво протянул их Чарльзу Диллону:
— Сам застегивай. Ордер на арест и в браслетах почитаешь.
Последнее, что услышал Чарли-Джон с воздуха свободной жизни, громоздясь в недра «черного ворона», было ему безразлично, как панихида покойнику. Так, зубоскальство развеселых стражей порядка, общий треп. А один из здоровенных гвардейцев, бездушно захлопнув за пленником зарешеченную дверь, невзначай, обыденно спросил дружка-гиганта:
— А ты сегодня провернул помиловку у Бочки?
— Да так, на самый чуток покаялся. Монет на десять. У нас же с тобой со скидкой грехи прощевают. По службе и льготы. Правильно я говорю, братишка, а?