В Воскресенском соборе города Шуи, который был нашим первым подворьем, в начале девяностых годов за день иногда крестилось до двухсот человек (!).
Батюшка торопил, он знал, как дорого время, ведь речь шла о спасении человеческих душ. Поэтому ждать полного восстановления храмов, появления удобств и комфортных условий для служения было некогда. Служить начинали прямо на руинах церквей и во временных помещениях. Если строили новый храм, то, как только закладывали нижний этаж, тут же быстро приводили его в порядок и начинали служить литургию, крестить, исповедовать. Сам храм строился год, два или больше, а службы уже шли, и люди приходили к Богу.
Думаем, что главной «тактикой» наставничества отца Наума был личный пример. Он явил нам живой образ монаха. Старец не советовал того, чего бы не испытал на себе. Это касалось и общей уставной жизни в монастыре, и внутренней, молитвенной. Многие отмечают, что за время нахождения в Лавре отец Наум никогда не пропускал утреннего братского правила. Даже будучи отягощенный болезнью, он продолжал следовать своему многолетнему обычаю. При возгласе на начало молебна в Троицком соборе он, как правило, уже стоял в своей стасидии — напротив раки преподобного Сергия.
В Лавре Старец ходил только в полном монашеском облачении. Его поведение соответствовало образу иноческого устроения: как он разговаривал с монахами, как с мирскими, как он молчал, даже то, как он вкушал пищу, — всё было примером сдержанности, умеренности, строгости. Для многих пример его жизни остался в памяти как идеал, к которому следует стремиться.
Он был необычайно строг и даже безжалостен к самому себе. Послушание духовничества и окормление такого огромного числа людей не могло не сказываться на его физическом и душевном состоянии, но он почти не давал себе послаблений и не делал перерывов для отдыха. Даже в воскресные дни перед литургией он успевал принять нескольких прихожан.
Каждый пастырь по опыту знает, что означают переживания за немощных, падающих, непослушных, прекословных чад, что эти переживания порой превосходят все остальные попечения. Можно предположить, что в случае старческого руководства, непрерывного и жертвенного, эти переживания умножаются в десятки раз. Мы были свидетелями того, как преодолеваются эти скорби общения с людьми, — Христовым смирением и большой любовью. Особенная харизма дается человеку свыше при условии постоянства его подвига, и мы видели, что молитвенное предстояние и несение старческого послушания у отца Наума было непрестанным. Он всегда был очень собранным и своим примером призывал к внутренней собранности духовно настроенных людей, наипаче монашествующих. Прямо и косвенно он утверждал, что монашество — исключительно серьезное дело.
Для некоторых христиан путь монашеской жизни был трудным выбором, и люди не могли решиться на него в течение многих лет. Отец Наум проявлял здесь особую чуткость. Он нередко уклонялся от прямого ответа на вопрос «идти или не идти» и в большинстве случаев предоставлял выбор самому человеку. Распространенное мнение, что «старец всех отправлял в монастырь», на самом деле неверно. Иногда он мог дать человеку твердое указание на монашество, но это было связано с его прозорливым видением того, что в противном случае человека ждет потеря правильного жизненного пути. И мы не раз были свидетелями того, как по прошествии определенного срока это подтверждалось: человек, не послушавший старческого совета, начинал «падать» или даже вовсе отходил от Церкви.
Отец Наум обычно не был многословен. Часто он начинал разговор с новым для него человеком на, казалось бы, отвлеченные, темы, пытаясь определить духовное состояние пришедшего. Старец почти сразу давал маленькое испытание, чтобы проверить, насколько человек способен вместить, слышать и слушать то, о чем ему говорят. Иногда он говорил в образной, приточной форме, что вообще свойственно старческому руководству. Многие, запомнив начальное слово Старца, лишь спустя годы начинали понимать смысл услышанного ими иносказания. Если то, что он сказал не единожды, не было услышано, то он мог прекратить свои попытки достучаться до глухого сердца. Людей же, обладающих духовной чуткостью, он, конечно, выделял среди прочих и не оставлял без своего попечения и молитв.
Нередко он давал духовным чадам различные поручения. Для монашествующих всегда находил время для научения молитве и в зависимости от духовного возраста вопрошающего указывал на конкретные места в писаниях святых подвижников, а тем, кто имел молитвенное усердие, открывал тайны сердечной Иисусовой молитвы. Отец Наум часто повторял, что монах должен стараться творить Иисусову молитву и на богослужении, и в обычной жизни, — одним словом, везде.