Последние слова Бхани дошли до Джагсира, когда он был уже у ворот. Он снова оглянулся. Но теперь что-то изменилось: взор ее не высекал больше огня безумия из взора Джагсира, глаза были опущены, лицо прикрыто накидкой, только губы по-прежнему улыбались.
В переулке Джагсир столкнулся с сестренкой Никки.
— Ты от нас, братец? — лукаво спросила она.
— Нет... Да... — в беспамятстве пробормотал он.
В предзакатный час, возвращаясь с поля. Джагсир снова оказался в переулке Никки. Какая-то удивительная сладость разливалась по его телу, сочилась изо всех пор. Он заглянул во двор — там никого не было. Потом из задней комнаты к кухне прошла мать Никки. Лицо ее выглядело озабоченным. Казалось бы, что тут особенного? Но Джагсиру почудилось, что это неспроста. Он еще подождал, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, но больше никого не увидел.
А потом была ночь без сна. В сознании Джагсира печаль и радость так перемешались, что он уже не мог разобраться в своих чувствах. Он лежал на крыше лачуги. Порой ему чудилось, что стены деревенских домов сияют свежей побелкой, что песни сторожей на токах восхитительны, а две птицы, полоскавшие молочно-белые крылья в звездном свете, цапли должно быть, напоминали лебедей, которые умчали Руп и Басант[11]. Но уже в следующее мгновение деревня казалась покинутой, дома — полуразрушенными, звездная россыпь — похожей на холодный пепел, а белые птицы мнились напуганными разлученными журавлями, и крики их разрывали сердце. Потом он ненадолго задремал, но внезапно проснулся: ему померещилось, что кто-то его душит.
Утром по дороге в поле Джагсир повстречал своего двоюродного братишку, сына дяди. Дом дяди был рядом с домом Никки.
— Где твой отец, Читту? — остановил Джагсир мальчика.
— В поле.
— А что поделывает матушка?
— На шошедей ругаетшя.
— На каких соседей?
— На дядю Никку.
Читту затряс своей стриженой, похожей на барабан головенкой и, не дожидаясь вопросов, зачастил:
— Ночью-то... ночью что было! Дядя Никка так ижмолотил новую тетю! Вот так! И вот так! И еще так!
Одновременно он принялся лупить себя по спине, по бокам и по ляжкам, наглядно демонстрируя, что означает слово «ижмолотил».
— Новая тетя кричала «ой-ой»! — продолжал он, немного переведя дух. — А дядя Никка ругалшя, и дядюшек ругал, и шештер.. А еще он кричал: «Я тебя убью! Я тебя в колодец брошу!»
— И никто его не останавливал?
— Не... — ответил мальчик, мотнув головой. — Матушка дяди Никки вше говорила: «Бей эту шлюху! Еще бей! Еще! Еще! Режь на чашти!»
И Читту вприпрыжку помчался к своему дому.
Джагсир тогда не пошел в поле. Весь день он провел на току у Гхилы, в тростниковой хижине.
На закате, когда Гхила привез последние снопы, Джагсир спросил:
— Бутылка есть?
Гхила пристально поглядел на него. Желтое лицо Джагсира было страшно.
— О-о, что это с тобой, дуралей? Ты не краше покойника!
Джагсир не отвечал. Гхила знал: разговорить этого молчуна — все равно что унять ливень. Он достал из мешка бутылку и протянул Джагсиру:
— На, пей. Только осторожно, это первач.
Не произнеся ни слова, Джагсир унес бутылку в хижину и тут же, зажмурившись, единым духом осушил ее почти до дна. Поскольку в тот день он ничего не ел, хмель овладел им мгновенно: глаза запылали, во всем теле вспыхнул пожар. Сунув бутылку за пазуху, он, шатаясь, вышел из хижины.
— Теперь я пойду, брат Гхила... Пойду, проколю себе уши... вдену серьги... с холма Горакхнатха...[12]
Стоя на верхушке воза, Гхила внимательно глядел на пьяного друга.
— Ну что ты мелешь! — с насмешливой жалостью сказал он. — Эх ты, великий пьянчуга! Выцедил бутылку — и собрался в аскеты... Да тебя с полдороги домой волочить придется!
Джагсир никогда много не пил, а вот набрался — и сразу стал похож на всех пьяниц мира. Словно бы не слыша друга, он медленно направился к деревне. Гхила забеспокоился, как бы не вышло чего худого, оставил своего издольщика разгружать снопы, а сам вскинул на плечо вилы и пошел следом за Джагсиром, опасливо бормоча себе под нос:
— Вот безъязыкий! Вот шлюший сын! Того и гляди, что-нибудь натворит...
Солнце садилось. Шагах в двухстах впереди Гхилы, пошатываясь и спотыкаясь, брел Джагсир. До деревни было еще далеко, поэтому Гхила не торопился догонять друга, намереваясь настигнуть его уже на улице. Наблюдая за тем, как приятеля заносит из стороны в сторону, Гхила тихонько посмеивался. Однако он ясно видел, что тревога не напрасна: Джагсир явно что-то задумал.
12
Горакхнатх — один из основателей секты странствующих аскетов (IX—X вв.), герой пенджабского фольклора.