В деревне уже наступил час лампад и светильников. Гхила нагнал Джагсира, но не окликнул, а молча пошел след в след за ним. Вот Джагсир свернул в переулок и остановился перед домом Никки. Гхила наблюдал за ним из-за угла.
— Эй, Никка! — громко позвал Джагсир.
Никка не показывался. Джагсир подошел к воротам и крикнул еще громче.
— Кто там? Чего надо? — отозвался Никка. Похоже было, что его оторвали от еды.
— Выходи наружу! Поговорим один на один.
— О чем? О помолвке, что ли?
Джагсир немного помолчал, потом его словно прорвало:
— А ну, выходи! Встречай жениха, готовь помолвку!
— Если не хочешь нажить беды, убирайся отсюда подобру-поздорову! — крикнул со двора Никка.
Из кухни выскочила мать Никки, встала в проеме ворот, сложила руки лодочкой, начала молить:
— Бога ради, сынок, ступай домой! Зачем ты к нам ходишь? Хватит нам из-за тебя мороки!
— Да я ничего, тетушка... Я ничего... Мне бы только сказать словцо Никке...
Тем временем Никка сбегал за веранду, прихватил косарь и затаился за створой ворот.
— А ну расскажи, о чем это ты хотел говорить с мужем сестрицы? — злобно заорал он из-за своего укрытия.
Увидев в руках у Никки косарь, Джагсир на мгновение почувствовал, будто земля под ним колеблется... Но он тут же оправился, немного отступил в проулок и насмешливо проговорил:
— Экий молодец! Славно бьешь женщин! Ну что ж, надумал — так выходи.
— Нет, Никка! Нет! — завопила мать, хватая Никку за руку. — Видишь — он не в себе!
Но цирюльник не желал упускать такой великолепный случай: наконец-то он мог разделаться с обидчиком. Выйдя из-за створы ворот, он поднял косарь, размахнулся и запустил им в голову Джагсира. Но не попал, косарь угодил в стену, разрубил доску. На грохот и треск из соседних домов высыпал народ.
— А ну, выходи, Никка, если ты не собака, — услышал цирюльник другой голос — голос Гхилы. И тут же, съежившись, снова шмыгнул за створу ворот.
Гхила ударил в створу вилами — ударил с такой силой, что один зубец отлетел.
— Ах, чтоб ты подох! Ты что же это делаешь?! — закричала мать Никки.
Она рывком захлопнула ворота и встала за ними внутри двора.
— Ну-ка, выходи, храбрый вояка! Покажи, на что ты годишься! — еще раз рявкнул Гхила и снова изо всех сил ударил вилами в ворота, так что новый зубец отлетел в сторону.
— Вылезай наружу, богатырь-стенолом! — еще пуще заорал Джагсир. — Высунь на улицу свою рожу! — Нашарив за пазухой бутылку, он со всего размаху трахнул ею о ворота. Бутылка разлетелась вдребезги.
Тут вмешались соседи. Несколько сильных мужчин пытались удержать парней, пожилые и почтенные стали их уговаривать:
— С ума вы, что ли. спятили? Разве можно затевать драки? Из-за этих дур, женщин, во все времена лились реки мужской крови.
— И чего дерутся? Будто что потеряли. Только все перебьют, переломают...
Однако Джагсира и Гхилу было не унять. Долго еще взывали они к чести цирюльника, предлагали ему выйти за ворота. Но дом Никки словно вымер: оттуда не доносилось ни звука, горевший во дворе огонек погас. Наконец, Джагсир и Гхила вняли увещеваниям соседей и пошли прочь. В проулке снова стало тихо.
Когда Джагсир добрался до дома, родители уже знали о его похождениях. Мать пришла к нему на крышу, присела на край постели, и Джагсир рассказал ей все... Потом к ним поднялся отец.
— Джагсиа, сынок! Не выставляй нас на посмешище! — сказала Нанди, вытирая глаза. — Случись с тобой какая беда, куда мы денемся? Ведь срама не оберешься от таких дел...
Мать говорила, Джагсир молчал. В его ушах продолжали греметь те, другие голоса. По совести сказать, он и не слышал ее слов. Но вот заговорил отец, и сердце Джагсира дрогнуло:
— Джагсиа, если из-за твоих проделок люди начнут таскать меня за седую бороду, я брошусь в колодец.
Джагсир покосился на отца, увидел, как тот утирает слезы краем тюрбана, и понял, что это не угроза: коли дело примет дурной оборот, старик и вправду может наложить на себя руки.
— Успокойся, отец, — мягко сказал Джагсир. — Что было — то сплыло. Больше такое не повторится.
На следующий день Никка подбил человек пять-семь из общины собрать панчаят — общинный суд. Там, мешая правду с ложью, он поведал о деяниях Джагсира и Гхилы. Члены панчаята призвали к ответу их отцов, пригрозили, что если подобное безобразие повторится, дадут знать в участок. Отец Джагсира покорно выслушал это назидание, но отец Гхилы не смолчал:
— Сами пораспускали нахалов, а теперь на хороших парней клепают!