— Что дозволено сильным, то не записано в судьбах слабых, — заученно ответил Джагсир. Он произнес те самые слова, которые много раз слышал от «больших» и «старших».
— Э, друг, слабый просит, да сильный не дает — вот тебе и вся судьба!
Подобно Джагсиру, Никка также повторил слова «больших» и «старших» и, скрипя подошвами, зашагал по настилу моста.
Сидя на передке повозки, Джагсир смотрел вслед Никке. Гладкое белое лицо, иссиня-черная борода, большие блестящие глаза, крепкие узловатые щиколотки — весь вид цирюльника поверг Джагсира в глубокое раздумье. Глядя на плотную, упитанную фигуру сверстника, он впервые за много лет задумался о себе.
Отведя взор от Никки, Джагсир взглянул на свои руки. Сплошные кости! Руки, похожие на птичьи лапы. А ноги? А предплечья? Казалось, они напрочь лишены плоти. Он провел руками по лицу: пальцы его ощутили остро выпирающие скулы, глубокие впадины глаз, загрубевшие ладони накололись о жесткую бороду... Какое-то чужое лицо... Оно, верно, никогда не было молодым...
Молодость, красота, здоровье — может, все это привиделось Джагсиру во сне? Но ведь в юности он всегда обыгрывал Никку в каури[5]; а когда парни состязались в борьбе. Джагсир швырял его оземь, как котенка. Во всей деревне тогда только два сверстника могли сравняться с Джагсиром силой — Геба, сын Шамы, и Гхила, сын тугоухого Маггхара. Но и им он никогда не уступал, а зачастую держал над ними верх. Дома его вели на слабых вожжах. Нанди, видевшая в сыне божье благословение, никогда не повышала на него голоса. Еда была хорошая. Отец работал как издольщик на Дхарама Сингха, так что единственной заботой Джагсира было собственное поле. Правда, сам он от работы не бегал и все что надо делал быстро, толково. Но свободного времени все же оставалось немало, и все его без остатка Джагсир отдавал площадке для борьбы.
Это занятие увлекло Джагсира, сделалось для него почти страстью. Он, Геба и Гхила часами торчали на площадке — натирались мазью, без конца упражнялись. Другие парни, их однолетки, тайком от домашних собирались где-нибудь на выгоне; пили хмельное, болтали о девушках либо отправлялись на базар — полакомиться простоквашей, пирогами с горохом или еще какой-нибудь снедью. Джагсиру все это было не по душе, но порой, когда Геба и Гхила затевали разговоры о девушках, у него тоже разгорались глаза. Иногда и его подмывало рассказать что-нибудь эдакое, но он был застенчив, откровенность была не в его натуре.
В то время Джагсир был красив, как сам Рама. Гхила подчас завистливо поглядывал на него, приговаривая:
— Вот сукин сын! На каком только станке тебя сработали? Отец, видно, очень старался, когда вытачивал твои ноги — точно столбики у прялки. Смотри только, как бы тебя не сглазили...
И Гхила обязательно сплевывал — тьфу-тьфу!
Деревенские девушки засматривались на Джагсира. От их взглядов он весь холодел, потуплял взор, а в ушах тут же начинали звучать вечные наставления отца: «Тот, кто, забыв стыд, не почитает дочерей и сестер деревни, тот не человек! Куда это годится, когда люди забывают о чести ближнего?»
Но со временем, чем больше набирала силу молодость, тем глуше становился Джагсир к поучениям деревенских мудрецов. Он уже настолько осмелел, что позволял себе смотреть в упор на девушек, и чувствовал при этом, как по всему телу разливается сладкая истома. Однако едва лишь девушка начинала смеяться, как глаза его опускались и он, словно вор, торопился уйти прочь.
Случалось загулять и приятелям Джагсира. Иногда они и его подбивали выпить. Во хмелю он входил в раж, болтал о девушках, но когда парни, прихватив косари, отправлялись горланить по переулкам, он убегал на свое поле и отсиживался там до утра. Явиться домой, к отцу, пьяным казалось невозможным, он и помыслить об этом не смел. Геба, Гхила, как и все другие парни, пили, а после выпивки безобразничали, но Джагсир в их похождениях не участвовал.
Понемногу парни стали обзаводиться семьями. Когда к дому кого-нибудь из сверстников прибывал свадебный паланкин, Джагсир, Геба и Гхила пили вино, а затем всю ночь проводили под тахли, на поле Джагсира.
Но вот приспела свадьба Никки. Трое друзей были приглашены на праздник. Джагсир впервые был гостем на свадьбе, и, когда гуляли в доме тестя, девушки совсем одолели красивого парня. Джагсир в жизни своей не видел, чтобы над кем-нибудь еще так измывались. Зверем в западне — вот кем он себя чувствовал! Его дразнили, задирали, донимали шутками, а если он не находил в ответ меткого словца, обзывали дурнем, придурком, дуралеем, птенчиком, коршуном, толстяком и бог знает как еще. Они загнали его в угол! А когда Гхила явился на помощь другу, девушки совсем осатанели: