Когда Юрику исполнилось восемь лет, мать забрала его у сестры и привезла домой: Тоша подрос, и ему требовалась нянька.
Никогда не сказал отец доброго слова о тётке Маше - ни жене, ни дочери.
- Почему? - недоумевала Саша, - она же добрая, она его четыре года растила!
- Потому что доброта у каждого своя, - непонятно ответила мать. - Мало любила, мало жалела. Да и мать его не баловала, для неё Тошенька - свет в окошке.
Сашина мама сказала правду: Антонина Федоровна души не чаяла в младшеньком (как и его отец), мало заботясь о старшем, которого на летние каникулы всегда отправляла в Суздаль, к своей многочисленной родне. Сама Антонина Федоровна с мужем и маленьким Тошей каждое лето отдыхали в санатории в окрестностях Ялты.
Сашин отец впервые в жизни увидел море, когда Саше исполнилось шесть, и они всей семьёй поехали на юг «дикарями» (получить путевку в дом отдыха на троих было практически невозможно). Жили втроем в маленькой комнатушке с удобствами во дворе и были счастливы - долгих три недели.
Саша представила себя на месте отца и подумала о том, как это обидно и больно - быть в семье нелюбимым сыном. Младшего родители любили и всё ему прощали, со старшего - спрашивали за всё.
Тайком от родителей (если бы узнали - не позволили бы) Юра подал документы в институт, сдал экзамены. Работал, а по вечерам учился на вечернем отделении вуза, расплачиваясь за высшее образование здоровьем. Антошу папа с мамой «пристроили» в дневной вуз (поскольку сам поступить в институт он не мог - учился с двойки на тройку).
Сашин отец жил с молодой женой в дощатом бараке без удобств (туалет во дворе), без водопровода (колонка во дворе) и без газа (еду готовили на керосинке).
Тоше родители купили кооперативную квартиру.
И только в своей семье, с женой и маленькой Сашенькой, отец был по-настоящему счастлив и любим. Сашины дедушка с бабушкой (мамины папа и мама) любили тестя как сына. На их похоронах отец плакал. А когда у его родителей гостили многочисленные родственники - не подходил к телефону, не желая общаться с лицемерной и притворно-доброжелательной роднёй - «В детстве досыта наобщался, больше не хочу».
Обо всём этом Саша узнала от матери, а повзрослев, убедилась сама.
==========================Нелюбовь==================
В их семейном «архиве» хранились детские фотографии отца. Маленький неулыбчивый мальчик на руках у улыбающихся дядюшек, тетушек, бабушек... Голенастый нескладный подросток с непокорными вихрами волнистых волос. В руках футбольный мяч. За спиной - какое-то поле, деревенские избы, заборы, сады... К удивлению Саши, не было ни одной московской фотографии. Хотя - одна все-таки была. На ней фотограф запечатлел всю семью: Тоша на руках у отца, его круглая мордаха расплылась в счастливой улыбке. Улыбающаяся Антонина Федоровна под руку с мужем. За её другую руку держится мальчик с серьёзным взглядом черных пытливых глаз - словно чужой в этой дружно улыбающейся в объектив семье.
Саша подросла и почувствовала на себе - эту нелюбовь, которой она не могла понять, и часто приставала к матери с вопросом: «Скажи, за что они нас не любят? Почему?»
- Это что за разговоры? Кто тебя не любит? Чтобы я больше не слышала таких слов! - сердилась мама. - Ты у нас единственная дочка, наша с папой гордость, а у бабушки с дедушкой - единственная внучка. И все мы тебя очень любим. Тебе этого мало?
- А папина бабушка? То есть, папина мама, - упорствовала Саша. - Почему она меня не любит? Я же - её родная внучка.
- А она никого не любит. Она и мужа своего никогда не любила, только Тошеньку своего и его близнецов. Они ей родные, а ты - никто.
Саша выросла и привыкла к тому, что для отцовской родни она никто. Так уж вышло. Не нужна. И сейчас - смотрела остановившимися глазами на этих людей, которые могли стать для неё родными, но не стали. Слушала их слезливые заверения в любви и родстве, которые были ложью, их цветисто-многословные соболезнования, которым так хотелось верить и от которых ей становилось ещё горше, ещё тяжелее, хотя казалось - тяжелее уже не может быть.
-Ты, Сашка, родни своей не чурайся. Мы тебе всегда рады, приезжай когда захочешь. Помни, дочка: мы твоя родня! - заверяли Сашу, старательно не замечая Сашиной мамы, которая сидела в черном платке, повязанном не по-русски, не поднимала на «родню» глаз и молчала, не отвечая на слова соболезнования.
Саша слушала пустые, как скорлупки, слова и молча кивала головой, соглашаясь - и при каждом кивке голову наполняла тупая боль. Саша твердо знала: эти люди, которые всю жизнь были для неё чужими и для которых она всегда была чужой, никогда не станут родными. Из похорон отца они устроили банкет, иначе и не скажешь. Радуются встрече, наслаждаются вкусной едой, опрокидывая стопку за стопкой. Им все равно, что чувствует Саша...